— Нельзя такое про Сталина говорить!
Дурак Обезьяна! Не видит, что Зоя Васильевна плачет. И многие девочки плачут. У меня тоже щиплет в носу. Жалко Сталина. И Зою Васильевну жалко. Как же она теперь будет жить без Сталина?
— Что я говорил! Я так и знал, что нас отпустят! Ай-да домой!
— Нет. Я пойду к «Русскому дизелю».
«Русский дизель» все гудит и гудит. Главные ворота распахнуты. Никто не входит — не выходит. Люди стоят кучками и молчат. Многие обступили стенд с газетами. Протискиваюсь между телами и синей афишей с неприличным названием «Трубадуры». Тянусь на цыпочках к газете. Сзади меня кто-то приподнимает. Вижу фотографию Сталина в гробу. Висеть неудобно. Хочется плакать.
— Не напирайте, тут ребенок! Ты, девочка, чья будешь? Заводских?
— Н — нет.
Жаль, что мои мама с папой не работают, как все, на «Русском дизеле». Тогда мне можно было бы плакать вместе со всем заводом! Тогда я бы была частью этой огромной махины!
— Иди, девочка, домой, а то заблудишься.
Дома почему-то оказалась мама. Она раскладывала на столе отпечатанные на машинке листы.
— Мам, ты про Сталина знаешь?
— Знаю.
— А в школу я завтра пойду?
— Пойдешь.
— А завод будет работать?
— Конечно. Иди, вымой лицо и руки.
Хорошо, что завод всегда будет работать. Что бы ни случилось. И что мама вечером всегда будет дома. И даже, что школа с Обезьяной всегда будет, — тоже хорошо.
Но все— таки что-то после Сталина стало не так. Теперь я каждый день подходила с рабочими к стендам с газетами, смотрела на фотографии Мавзолея, седых мужчин в орденах, которые теперь были правительством, прислушивалась, как гудит завод. Рабочие тоже молча смотрели на фотографии, отходили, подходили снова, будто ждали, что что-то должно измениться.
По двору поползли страшные слухи. Казалось, из всех щелей повылезали убийцы и Страшилы.
Пришлось спросить у мамы.
— Мам, Берия — предатель?
— Нет.
— Он отравил Сталина?
— Нет.
— А почему Алекся во дворе орет: «Берий, Берий, Берия вышел из доверия, а товарищ Маленков надавал ему пинков. Не хотел сидеть в Кремле — так лежи теперь в земле»?
— Не повторяй глупостей.
Сразу видно, что мама ничего не хочет мне говорить, потому что считает, что я маленькая. Она и папе не разрешает ничего при мне говорить. Стоит ему из газеты что-нибудь вслух прочитать, как она сразу показывает на меня глазами.
— Папа, Маленков предатель?
— Не говори, чего не понимаешь.
— Почему же его из правительства выгнали?
— Не выгнали, а заместили.
