– Неужели так уж обязательно пить ее в таких количествах?
– Любые напитки следует употреблять в таких количествах, – энергично кивнул доктор. – Если не можете делать с размахом, лучше вообще не делайте. А вы как себя чувстваете, инспектор?
Эллиот, собравшись с духом, признался:
– Бывало и хуже.
– О, вот как! – воскликнул доктор. Радостное оживление исчезло с его лица, он обеспокоился. – Наверное, приехали по делу Чесни?
– А вы уже слыхали о нем?
– Гм! Да, – вздохнув, проговорил доктор. – Официант в здешней столовой, отличный парень – кстати, глухой, как пень, но научившийся все разбирать по движениям губ – рассказал мне сегодня утром обо всем. Он узнал от молочника, а тот не знаю уж от кого. Кроме того, я... ладно, вам-то я могу сказать, что был знаком с Чесни. – Доктор выглядел несколько озабоченным. Он потер ладонью короткий блестящий нос и продолжал: – Познакомился с ним и с его семьей на одном приеме месяцев шесть назад. А недавно получил от него письмо.
Доктор снова замялся.
– Если вы знакомы с его семьей, – медленно проговорил Эллиот, – тем лучше. Я приехал не просто попросить консультацию по делу – речь идет и о личной моей проблеме. Не знаю, какая муха меня укусила и что делать дальше, но поделать ничего не могу. Вы знакомы с Марджори Вилс, племянницей Чесни?
– Да, – ответил Фелл, вглядываясь в инспектора маленькими проницательными глазками.
Эллиот вскочил на ноги.
– Я влюбился в нее! – выкрикнул он.
Он сам понимал, что должен выглядеть смешным, выкрикивая в лицо доктору эту новость, и покраснел до корней волос.
Если бы в этот момент доктор Фелл засмеялся или счел нужным понизить голос до интимного шепота, шотландское щепетильное чувство достоинства Эллиота, вероятно, взяло бы верх и он ушел. Ничего не смог бы с собой поделать – такой уж у него характер. Однако доктор Фелл лишь утвердительно кивнул.
– Понять можно, – заметил он с оттенком чуть удивленного сочувствия в голосе. – И что же?
– Я ее всего два раза и видел, – снова выкрикнул Эллиот, глядя прямо перед собой и решившись выложить все до конца. – Однажды в Помпее и еще раз в... пока неважно где. Как я уже сказал, сам не знаю, какая муха меня укусила. Я ее не идеализирую. Когда я вчера приехал сюда, я же почти уже не помнил ни ее, ни тех двух встреч. И, вообще, есть доводы предполагать, что она отравительница и насквозь лживое существо. Но тогда я встретил ее в одном из уголков Помпеи (я очутился там в связи с одним делом), и она стояла с непокрытой головой, залитая солнцем, а я глядел на нее, а потом повернулся и убежал. Может быть, на меня так подействовало то, как она двигалась или говорила или поворачивала голову, – не знаю. У меня не хватило смелости подойти и познакомиться с ними – то, что наверняка сделал бы.этот самый Хардинг. Не знаю почему, но он мне не понравился. Клянусь вам, не потому, что я услышал, как они обсуждали вопрос о его женитьбе на Марджори. Об этом я если и думал, то только для того, чтобы сказать себе, что мне еще раз не повезло, и оставить все, как есть. Единственное, в чем я отдавал себе отчет, было то, что, во-первых, я влюблен в нее, а, во-вторых, что мне надо выбить из головы даже мысль об этом. Вы, наверное, не поймете меня.
