Дождь продолжал моросить, обещая ранние сумерки. А в доме перед ним в каждом окне нижнего этажа гостеприимно сиял свет. Тепло этого дома так и манило Эллиота подъехать ближе. Ему хотелось самым бессовестным образом заглянуть в окно и узнать, что делают обитатели этого дома. Нет, нет, надо поскорее вернуться к себе в Ричмонд, зажечь повсюду свет, чтобы светились все окна, а потом выйти наружу и посмотреть, будет ли от этого казаться уютнее и теплее его жилище.
Эллиот знал, что не будет. Легонько взмахнув кнутом, он направил своего гнедого по подъездной дорожке к дому. Спешившись, он легко преодолел две широкие ступени и оказался перед дверью этого очаровательного дома. Он так устал, что даже не заметил, что его промокшие сапоги издают при каждом шаге чавкающий звук.
Он постучал, и дверь широко распахнулась, открыв взгляду теплый просторный холл, застеленный ковром. Здесь хорошо пахло, и откуда-то доносился шум веселых голосов. В разных местах холла стояли букеты свежих цветов. Из коридора слышались звуки фортепьяно и взрывы веселого смеха. Наверное, здесь вечеринка? Перед Эллиотом стояла миловидная дородная женщина, бомбазиновое платье и накрахмаленный передник которой говорили о том, что она экономка. На поясе у талии приятно позвякивала связка ключей. Она улыбнулась и жестом пригласила его войти.
— Ну, слава Богу! — воскликнула она. — Наконец-то вы приехали!
Онемевший от изумления Эллиот лишь хлопал глазами.
— Давайте сюда ваши перчатки, сэр. Ой, да они все в грязи! — воскликнула экономка, держа перчатки двумя пухленькими пальцами. — Да уж, погода отвратительная. Вам, наверное, было нелегко проделать весь этот путь из Лондона? Сейчас я принесу вам горячего чая. Уверена, что мисс заставит вас выпить его.
Откуда-то из глубины дома доносился аромат печеных яблок и корицы. Он заметил, как в коридоре промелькнула служанка с подносом в руках, за которой следовали, не спуская с нее глаз, две полосатые кошки. Этот дом, затерянный в глухомани, был настоящим семейным очагом. Конечно, это был не его дом, он принадлежал кому-то другому, а у самого Эллиота никогда в жизни подобного места не было. Тем не менее этот дом так и манил к себе, так и притягивал, потому что казался одновременно и смутно знакомым, и совершенно чужим.
— А теперь пожалуйте ваш плащ, — приказала пышнотелая экономка, и Эллиот, выйдя из задумчивости, послушно отдал ей плащ. Неужели ему предлагают здесь остаться? Опасаясь каким-нибудь неосторожным словом нарушить это странное наваждение, Эллиот молча огляделся вокруг. Ему казалось, что он перенесся в уютный сказочный мир тепла и радости. Где-то заиграло фортепьяно.
