Говорит Москва | страница 19
Я невольно вскинул голову от тарелки - так несходны были эти последние фразы со всей его предыдущей речью - со "статуями", "народился", "изволили замечать". Старик увидел моё движение и остановился. Саша немедленно ворвался в паузу:
- Выпьем за тапиренка! Как его - чепрачный? За чепрачного тапиренка! Ура!
Мы выпили по нескольку рюмок подряд. Старик быстро хмелел, и чем больше он хмелел, тем чище, тем интеллигентнее становилась его речь. Он уже больше не употреблял "слово-ер" Заложив нога на ногу, вертя головой от Саши ко мне, он, понизив голос, быстро и очень внятно говорил:
- Никто из нас не знает, что скрыто в душе у другого. К примеру, наш с вами откровенный разговор есть ни что иное, как безумие, самоубийственное срывание одежд. Но если вы сорвете на улице одежду в буквальном смысле слова вас отведут в милицию, оштрафуют, общественное порицание вынесут - и только! А откровенность, срывание одежд душевных - недопустимо! Как знать, а вдруг какое-то мое слово, какая-то идея уязвит вас в самое сокровенное, самое больное место, вопьется настолько сильно, что вырвать эту ядовитую занозу можно только ценой жизни моей?! И вы ринетесь убивать меня - спасать себя! А кто и что может воспрепятствовать вам? Или любому, другому, третьему? Кто из нас знает, сколько весит вражда, которую кто-то испытывает к нам? И чем она вызвана? Неловким словом, манерой закусывать, формой носа? Кстати, - он повернулся ко мне, - вы не еврей?
- Нет, - ответил я, трогая нос. - А что, похож?
- Да, есть что-то. Вот они, евреи, - мудрый народ. Они живут в страхе. И не в страхе Божием, а в страхе людском. Они каждого рассматривают как возможного врага. И правильно делают. Что может быть страшнее человека? Зверь убивает, чтобы насытиться. Ему - зверю - наплевать на честолюбие, на жажду власти, на карьеру. Он не завистлив! А вот мы - можем ли знать, кто жаждет нашей смерти, кого мы, сами не зная о том, обидели? Обидели самым существованием своим? Ничего мы не знаем...
- Звери из-за самок насмерть дерутся, - сказал Саша.
Геннадий Васильевич двинул бровями:
- Это статья особая. Это - инстинкт продолжения рода. В зверях есть мудрость и простота: они не влюбляются. А вот человек... Стоит человеку влюбиться - и он готов на любую пошлость, на любое преступление. Недаром римляне говорили: "Фемина - морс аниме" - "Женщина - смерть души". Но я не об этом. Я спрашиваю вас, Саша, и вас, Анатолий: вы уверены, что среди ваших знакомых и друзей нету таких, которые могут вас убить? Я о себе скажу, что не уверен! А смерть... вы молоды, вы о ней не думали, а я - я старик. Я лежу ночью вот на этом самом диване - посмотрите на него, у него деревянная спинка - ворочаюсь с боку на бох, толкнусь локтем о дерево и сразу: "Вот так будет и в гробу - дерево рядом, дерево сверху, дерево, дерево!.." Он перевел дух; голова его чуть заметно тряслась.