– Перестань, – решительно и серьезно оборвал Бладсуорт. – Сейчас речь не о нас.
– Ничего подобного я и не думала. А кроме того, понятия «мы» вообще не существует.
Я просто не имела права уступить ни дюйма территории, ни единой реплики. Я вообще больше не хотела иметь дело с лейтенантом Бладсуортом. Куда подевался детектив Макиннис?
Уайатт явно решил, что взывать к моему здравомыслию просто бесполезно. Он ошибался. Обычно я очень разумна и рассудительна – в его отсутствие. Но как бы там ни было, он не поднял брошенную перчатку, пусть и словесную.
– Мы стараемся контролировать поступающую в прессу информацию об убийствах, но это не всегда удается. Чтобы продолжить расследование, придется спросить людей. Надо узнать, не видел ли кто-нибудь в том районе, где было совершено преступление, человека за рулем темного седана с четырьмя дверцами. Опрос уже начался. Пока нам удается держать репортеров в стороне, но они столпились возле ограничительной ленты со всеми своими камерами и микрофонами.
– И что? – не поняла я.
– Не требуется особой гениальности, чтобы сосчитать, сколько будет дважды два, и понять, что основная свидетельница – это ты. Мы были в твоем клубе, ты все время оставалась с нами, а потом уехала в моей машине.
– Из последней сцены легче сделать вывод, что я не свидетельница, а подозреваемая.
Уайатт снова недовольно сжал губы: явно вспомнил ту борьбу, которая предшествовала отъезду.
– Не думаю. Скорее, репортеры решат, что ты слишком подавлена случившимся. – Лейтенант снова нервно постучал ручкой по столу. – Мне не удастся запретить журналистам назвать твое имя. Если кто-то видел подозреваемого, значит, существует и свидетель. А кто этот свидетель, легко догадаться. Так что завтра твое имя появится в газетах.
– Ну и что за пробле... О! Я буду упомянута в качестве свидетельницы.
А это означает, что я сразу стану лютым врагом – чьим? Разумеется, самого убийцы. Что делают преступники ради собственной безопасности? Прежде всего стремятся прикончить тех, кто представляет для них непосредственную угрозу. Вот так.
Я в ужасе смотрела на Уайатта.
– Вот влипла!
– Да, – согласился он. – Точнее и не скажешь.
