— Неужели на него напали несправедливо уволенные с фирмы служащие? — подал наконец голос Михаил. — Какое несчастье! Надеюсь, господин Крюднер не сильно пострадал в этой стычке?
Управляющий буквально передернулся.
— Ваши шутки совершенно неуместны, господа. Шеф проводил в лаборатории эксперименты со взрывчатыми веществами. Один из этих опытов оказался не вполне удачным.
Мне стало стыдно.
— Мы выражаем господину Крюднеру наше сочувствие, но все же просим напомнить ему, что мадемуазель Танненбаум бесследно исчезла и любые сведения о ней для нас чрезвычайно важны. Попросите хозяина, господин управляющий, если только он в силах, уделить хотя бы пару минут беседе с нами. Не будем использовать высокопарные слова, но, боюсь, в данном случае речь идет именно о жизни и смерти, как это принято называть…
Управляющий проследовал в свой кабинет и снял трубку с телефонного аппарата. Сквозь неплотно прикрытую стеклянную дверь доносились отрывистые фразы:
— Да, господин Крюднер. Да, господин Крюднер. Нет. Эта дама, я имею в виду владелицу пансиона «Доброе дело», здесь. Да-да, именно так. Ничего не могу поделать. Она настаивает на встрече с вами. Речь идет о фрейлейн Танненбаум. Исчезновение девицы вызвало большой переполох. Да, я говорил об этом, но мадам настаивает на своем. Ничего не могу поделать. Да, господа, прибывшие по поводу Лидии, сейчас в конторе. Они ждут. Слушаюсь. Слушаюсь. Полностью согласен с вами. Я все передам.
У меня на мгновение мелькнула короткая мысль — странно, что он говорит с Крюднером по-русски, если даже пишбарышне отдает распоряжения по-немецки. В других обстоятельствах я подумала бы, что управляющий играет на зрителя, желая, чтобы визитеры непременно уловили суть его телефонной беседы с хозяином. Но сейчас ведь в этом не было особого смысла.
— Господин Крюднер согласился принять вас, — торжественно объявил управляющий. — Только прошу вас подождать, господа. В настоящее время у хозяина важная деловая беседа с адвокатом.
Ну что ж, раз так, значит, ранение Крюднера не отличается особой тяжестью — человек, сраженный недугом, не решает важных вопросов с адвокатом, в крайнем случае — с нотариусом, которому диктует последнюю волю, но на это не похоже…
Наше ожидание тянулось бесконечно долго. Прибыли мы с Михаилом в контору в сумерках, а потом за окном стемнело, зажглись фонари, унылый осенний дождь застучал по окнам… Накрахмаленная барышня закончила работу, зачехлила «ундервуд», накинула плащ и ушла.
