Может быть, сначала к ней отнесутся настороженно. Но со временем местные жительницы обязательно станут любезно улыбаться ей и кивать при встрече.
Сэйдж сняла через голову свое платье и нижнее белье и, бросив их на кровать, как была, нагишом, подошла к большому зеркалу и стала перед ним. Дома у нее было только маленькое зеркальце, висевшее на гвозде рядом с кухонным окном. В него можно было смотреть, но ей никогда раньше не доводилось видеть себя в полный рост со стороны. Пожалуй, впервые в жизни она могла внимательно рассмотреть свое собственное тело и оценить его.
От тяжелой работы, которую Сэйдж приходилось выполнять всю жизнь, ее тело, каждая его линия к изгиб приобрели удивительную пропорциональность и красоту. Упругие и белые, словно пена, груди гордо вздымались и, казалось, принадлежали юной девушке Талия была такой же по девичьи узкой и стройной, а бедра, восхитительно округлые, казалось, были выточены из слоновой кости. У Сэйдж не было детей, и поэтому ее тело не имело тех следов, которые остаются у не раз рожавших женщин. Внимательно рассмотрев свое отражение в зеркале, она удовлетворено кивнула, одела нижнее белье, а потом через голову натянула платье. Застегивая длинный ряд пуговиц на лифе, женщина вновь почувствовала тревогу перед предстоящим выходом в люди. Снова и снова Сэйдж спрашивала себя, понравится ли она местным женщинам, примут ли они ее в свой круг? «А почему, собственно, она не должна им понравиться? — подумала Сэйдж, расчесывая назад волосы и укладывая их в два больших узла на затылке. — Она выглядит вполне прилично. Да она и есть приличная женщина!»
Сэйдж протянула руку к изящной коробочке, в которой хранились румяна. Ей нужно, пожалуй, нанести немного красок на щеки. Но в следующее мгновение женщина отдернула руку. Все, должно быть, знают, что она была больна, поэтому ожидают, что ее лицо будет бледным и слегка уставшим. Сэйдж осторожно взяла маленькую кружевную шляпку и бережно прикрепила к волосам при помощи заколки. Потом аккуратно расправила две зеленые ленты, свисающие со шляпки ей до пояса и снова стала перед зеркалом, чтобы бросить на себя последний придирчивый взгляд. Она с нескрываемым удовольствием рассматривала это восхитительное крохотное творение шляпных дел мастера, так украсившее ее голову. До сих пор среди головных уборов у нее значились грубоватый поношенный чепчик, который она носила летом, и шерстяная старенькая шаль.
