Молниеносная, резкая боль едва не вывела ее из опьянения, но Блейк уже был тут как тут с нежными словами и ласковыми поцелуями, чтобы удержать колдовство. Он долго ласкал ее, пока она снова не загорелась под ним. И лишь тогда вновь вошел в нее, медленно и осторожно позволяя ей принять его целиком во влажное тепло своей шелковистой пещеры.
Она слышала, как он движется на ней, внутри нее, гладит и наполняет собой. Ей казалось, будто она плывет в волшебной стране чувственных восторгов. После резкой боли пришло плавящее кости тепло. А из тепла хлынула жаркая волна желания, более пьянящая, чем все, что он заставил ее испытать до этого. Она превратилась в огонь, средоточие стихий, смерча, лавы, выбираться из которого ей совершенно не хотелось. А он был чародеем, властвовавшим над вулканом, который теперь извергался внутри нее, властвовавшим и над ней, и лишь он мог утолить то неистовство, что грозило поглотить ее с каждым шелковым рывком его плоти внутри нее.
Охваченная жарчайшим пламенем она крепко прильнула к нему в буре, которую он вызвал. Нежные пальцы вцепились в темные волосы, заставляя его крепче прижаться губами к ее губам. Она взлетала все выше и выше, словно циклон чистого пламени, пока наконец одним мощным взрывом не разлетелась на миллион огненных искр.
От силы взрыва из нее вырвался крик, и ее тонкий голосок слился с его басом, когда он присоединился к ней в последнем пламенном погружении. А затем он обхватил ее дрожащее, лишенное костей тело и крепко прижал к себе. Она услышала, как яростно бьется его сердце, под стать ее собственному, услышала его неровное дыхание, ощутила, как дрожат его руки, ласково убиравшие с ее разгоряченного лица взмокшие от пота волосы.
Ее ресницы трепетали, отказываясь открываться, веки будто налились свинцом. Она попыталась что-то сказать, но из груди вырвался только длинный, прерывистый вздох. Она ощутила поцелуй на веках, его губы ласкали ее ресницы легчайшим касанием крыла бабочки.
— Спи, любовь моя, моя милая голубка, — ласково проворковал он. — Спи. — И вновь она не нашла в себе сил ослушаться его.
Возвращаясь домой, Эван внезапно остановился за углом амбара, услышав чей-то раздраженный разговор. В одном из говоривших он узнал голос Кирка. В обычных условиях он не стал бы унижаться до подслушивания, но, после того как помотался два дня вместе с Кирком, шерифом и отрядом добровольцев и после рассказа Джейны о странном поведении Опал Хардести, он не мог избавиться от ощущения, что происходит нечто странное. Если это касалось дочери либо ее будущего в качестве жены Кирка, Эван хотел знать точно, в чем там дело.
