В воздухе повисла напряженная тишина. Ирен взяла шляпку, повертела в руках и бросила на стол.
– Извинись, – угрожающе произнесла Роузлин. – Я уже подумываю о том, чтобы отправить тебя в деревню. Лондон вскружил тебе голову, и твое поведение стало не слишком привлекательным. Ты забыла, кто ты есть на самом деле.
– Ничего она не забыла, – резко бросила Алексия и тут же пожалела о сказанном. – Я тоже никогда не забывала, кто я. А ты не напоминаешь мне об этом лишь по доброте душевной. Все знают, что я завишу от вашей семьи – бедная родственница, которая должна испытывать благодарность за поношенные вещи младшей сестры, пожалованные с барского плеча. Каждым куском я обязана милости вашего брата.
– О, Алексия, я вовсе не хотела… – На лице Ирен отразилось раскаяние.
– Это неправда, – произнесла Роузлин. – Ты – одна из нас.
– Это правда. Но я давно привыкла к своему положению и не обижаюсь.
Но она обижалась. Старалась не обижаться, но ничего не могла с собой поделать. Смирение и благодарность, продиктованные ее положением, иногда покидали Алексию.
Положение бедной родственницы было предопределено, когда собственность семьи отошла к сыну двоюродного брата отца Алексии. Приглашения обосноваться в его доме от наследника не последовало, как и предполагал ее отец. Алексии едва исполнилось восемнадцать, когда она вынуждена была написать Лонгуортам – кузенам со стороны матери – с просьбой приютить ее у себя. Алексия не принесла в их дом ничего, кроме жалких двадцати фунтов в год и таланта к изготовлению дамских шляпок.
Бенджамин – старший из кузенов Лонгуорт – никогда не заставлял Алексию чувствовать себя обязанной, несмотря на то, что ее приезд совпал с его очередным рискованным предприятием, и в первый год семье было совсем нечего отложить на черный день. Только после смерти Бенджамина ее зависимое положение стало очевидно. Если Бен считал, что должен обеспечивать Алексию, как своих родных сестер, то Тимоти подобное даже в голову не приходило. Теперь она довольствовалась ролью консультанта, когда ее кузины наносили визиты лондонским модисткам. Тимоти воспринимал ее как обузу, в то время как Бен видел в ней…
Алексия заботливо хранила в душе память о любви, остром и глубоком чувстве, отзвуки которого болью отдавались в сердце. Для Бена она была дорогой сестрой и другом, а в последний год ей начало казаться, что он испытывает к ней нечто большее, чем дружеское расположение. Если лорд Хейден сказал правду, значит, она не ошиблась. Если бы Бен вернулся из Греции, он женился бы на ней. Алексия взяла в руки шляпку.
