Отец Ансельм улыбнулся:
– Когда ты в чужой стране, то одно из удовольствий, по которым очень скучаешь, – это чтение на родном языке.
Фейт прижата книгу к груди.
– Вы так правы. Я очень сильно скучала по чтению, с тех пор как... уехала из дома.
– Ну-ну, мисс, непозволительно плакать в такой счастливый день, как этот, – заявил Стивенс, выходя вперед. – У меня тоже есть маленький подарочек, мисс... то есть миссис Блэклок, – поспешил поправиться он и вручил ей небольшой цилиндрический сверток.
– Но почему все дарят?..
– Свадебный подарок, мисс... то есть миссис.
– Свадебный подарок? – Тронутая и немного смущенная, Фейт приняла его. Ей уже столько всего подарили, а ведь она даже не настоящая невеста. Утром ее отсылают к свекрови.
Она взглянула на Николаса Блэклока и вздрогнула от неожиданности, обнаружив, что он сердито хмурится. Очевидно, он тоже не считает, что она должна получать подарки. Она заколебалась.
– Мне не следует... – начала она.
– Да открывайте же! – приказал он.
Она заморгала, озадаченная его дурным расположением духа. Очевидно, он тоже смущен тем, что другие относятся к этому как к настоящему бракосочетанию. Лучше поскорее покончить с этим. Она развернула сверток. Внутри оказалась маленькая деревянная флейта, вырезанная вручную. Глаза Фейт увлажнились.
– Я знаю, что это пустяк, мисс, но вы говорили, что вам нравилось...
– Стивенс, какая прелесть! У меня была такая, когда я была маленькой, и я любила ее больше всего на свете. Мой дедушка сломал ее. Он... он не любил, когда я играла.
Последовало короткое молчание.
– Тогда сыграйте сейчас, мисс.
И Фейт сыграла. Впервые за несколько месяцев она играла. Феликс не любил ее музицирования. Она должна была слушать и восхищаться его гением, и Фейт на самом деле восхищалась. И только сейчас осознала, как сильно скучала по флейте.
Когда она закончила, на мгновение воцарилась тишина, а затем ее новоиспеченный муж сказал:
– Хорошо. Очень хорошо. Просто замечательно.
Другие тоже хвалили ее, но Фейт их почти не слышала.
Она запасала эту маленькую похвалу впрок, как белка запасает орехи на зиму.
Он взял ее за руку и сказал:
– Давайте выйдем. Мне нужно сказать вам кое-что наедине.
Ник вывел ее в маленький, огороженный стеной садик священника. Здесь, в этом укромном уголке, осень еще не полностью вступила в свои права. Сад был ухоженным, с ровными рядами прополотых овощей и безупречными квадратами лекарственных трав. Единственная диссонирующая нога в этом море безупречного порядка звучала в центре: арка из пышно плетущихся поздних роз. Это была единственная видимая уступка романтичной натуре отца Ансельма.
