— Ради Бога, держи крепче! — воскликнула Пенни, с облегчением разминая затекшие мышцы.
— Ни разу в жизни не брал ребенка на руки, — сообщил Ник.
— Что ж, самое время учиться. Дети очень чувствительны к прикосновениям и любят ощущать себя в безопасности.
Пенни заметила, с какой неохотой Ник приблизил сына к себе, и ей захотелось ударить его.
— Почему это он так обмяк? — упавшим голосом спросил Ник.
— Потому что он в меланхолическом настроении, — сказала Пенни, глядя на Алана, пристроившего голову на плече у отца и буквально повисшего на нем, как это делают обычно очень усталые дети.
— У него такие маленькие косточки — как у птицы, — сказал Ник. — Я боюсь навредить ему.
В просторном, роскошно убранном салоне было всего шесть пассажирских мест. Ник наклонился, чтобы Пенни сняла с его плеча Алана и устроила малыша в уже приготовленном детском сиденье.
— В хвостовой части есть колыбелька, — сообщил он.
Через минуту взревели мощные моторы, самолет стал выруливать на взлетную полосу. Ник уже сидел в дальнем конце салона с открытой папкой в руках. Пенни подавила невеселый смешок. А она-то собиралась сказать ему во время полета, что Алан — его родная плоть и кровь! Впрочем, какая разница, если он узнает об этом через несколько часов? — подумала измученная молодая женщина. Отдохнув и успокоившись, я буду чувствовать себя увереннее.
Как только набрали высоту, подошла стюардесса и проводила Пенни в маленький салон в хвосте самолета. Устроив Алана в колыбельке, она решила прилечь на стоявшую рядом кровать и отдохнуть. Минуть через десять дверь осторожно открыли.
— Тебе нужно поесть, — сказал Ник.
Успевшая задремать Пенни вскинула голову, рыжие волосы упали на одну щеку. Свет из полуоткрытой двери падал на полоску атласной кожи на животе, приоткрытом задравшейся блузкой. Длинная, прекрасной формы нога была почти полностью обнажена. — Ты похожа на цыганку, — пробормотал Ник.
При звуках глубокого, прекрасно модулированного голоса предательское тепло разлилось по ее телу. — Дикая… необузданная… — хрипло выдохнул он. Ее вдруг охватило такое желание, что стало трудно дышать. На долю секунды в воображении ожили страстная настойчивость его губ, тяжесть мускулистого тела. Пенни охватила слабость — она словно плавилась в огне этих видений, груди напряглись, и под блузкой обозначились до боли чувствительные соски. Но затем, почти столь же внезапно, она вспомнила, как повел себя Ник после ночи любви.
