Слезы закапали ему на грудь, и он дал ей выплакаться, не выпуская из своих объятий, пока она совсем не успокоилась.
Но сам он не мог спать. Ему было о чем подумать. Что же это за сон? Неужели она увидала то, из-за чего когда-то потеряла уважение к себе? И что это? Выдумка или несчастье, случившееся с ней взаправду? А если несчастье, то кто виноват в нем? Кто это чудовище, поселившееся у нее в душе? Неужели она действительно видела его плечо? Неужели возможно, чтобы зрение вернулось к ней? А может, между ее слепотой и страшным сном есть связь?
На рассвете они покинули монастырь. День обещал быть теплым и солнечным. Рейнер решил поторопиться с возвращением в Мессину.
Алуетт разбудил оруженосец Рейнера, помогавший ему одеться. Сначала она, краснея и боясь взглядов Томаса, скользнула было подальше под одеяло, но потом стала уговаривать себя, что надо приучаться не обращать ни на кого внимание, уж коли она решила быть любовницей Рейнера.
Ожидая, когда придет Инноценция, чтобы помочь и ей одеться, она молчала. Потом Томас ушел, и Рейнер принялся за хлеб, запивая его разбавленным вином. Ломбардка все не приходила, и Алуетт чувствовала, что теряет последние остатки смелости. Что надо сказать утром мужчине, сделавшему из девушки женщину?
— Вы… Вы хорошо спали, милорд? — спросила она наконец.
— Боже, какая учтивость! После такой-то ночи! — поддразнил он ее, поворачиваясь и гладя ее по щеке. — Лучше скажите: «Любимый». Я хорошо спал, — солгал он, — потому что вы были рядом. — У них еще будет время обсудить ее ночной кошмар. — Алуетт, как вы прелестны утром! — воскликнул он и поцеловал ее в лоб, как раз когда в комнату вошла Инноценция.
Рейнер оставил их вдвоем, а сам отправился приглядеть за приготовлениями Томаса.
— Доброе утро, миледи, — сказала бывшая послушница, внимательно оглядывая смятые простыни и раскрасневшиеся щеки своей хозяйки. — Вы здоровы?
— О да! Ах, Инноценция, я так его люблю! Он очень добр ко мне, — вздохнула она, вспомнив, как Рейнер утешал ее ночью.
— Он хороший человек. И его оруженосец, Томас, тоже очень хороший. Он заплатил монаху, чтобы тот принес кадку горячей воды, и я помылась.
Алуетт улыбнулась, подумав, что Томас сделал это скорее для себя самого, ведь теперь находиться рядом с ломбардной стало гораздо приятнее.
Хорошо бы было приодеться для Рейнера, но те несколько платьев, которые она когда-то взяла с собой в Палермо, мало годились для этой цели. Тогда она была в плохом настроении, и ей не хотелось украшать себя, да и в монастыре ей бы этого не позволили. Ничего. Они пробудут в пути еще несколько дней, и хорошо, что у нее есть с собой теплые вещи. Алуетт не забыла почистить зубы и надушить за ушами и в ямке на шее прежде, чем надеть чистейший плат. На поросшем травой холме, с которого хорошо был виден весь Палермо, Инноценция, ехавшая на муле, попросила придержать коней, чтобы она могла в последний раз поглядеть на купола собора святого Иоанна и на монастырь, где провела целых полгода.
