Алуетт не успокоилась, и он вздохнул, услыхав ее приглушенные рыдания.
— Я говорила вам, что со мной не все в порядке. Я проклята. Наверное, злой дух…
— Чепуха! — уверенно сказал он. — Плевать мне на учение Святой Церкви. Нет никаких демонов, лишающих девиц невинности. Алуетт, я вам верю. Я знаю, вы в первый раз узнали радости плоти. И, — он обнял ее за плечи и прижал к себе, — я горжусь тем, что стал вашим учителем в любви.
Он хотел было вновь растормошить ее, но она так тихо лежала, когда он поцеловал ее в щеку, что ему показалось, она уснула.
Вот она ребенок в освещенной факелами комнате старинного замка, прижимает к себе простыню и ищет глазами Эрменгарду. Наконец она видит дверь. Страшная черная дверь. Эрменгарды за ней нет, но есть Филипп, брат… Он болен… или это только так кажется. Щеки у него красные, глаза пустые, он как-то странно движется и говорит совсем непонятно. В комнате много народу, все смотрят на нее. Это молодые придворные и растрепанные женщины. Некоторых она узнает. Филипп подходит к ней и растягивается на полу. Ее хватает какой-то мужчина. Она не видит его лица, но он издевается над ее незаконным рождением, потом хватает ее…
А потом страшная, разрывающая ей тело боль, и ужас, и кровь, много крови. Она кричит. И все.
Рейнер проснулся от крика Алуетт и вскочил. Свет от жаровни освещал маленькую свернувшуюся калачиком фигурку. Глаза она крепко зажмурила, а рот широко открыла в крике, и теперь громко стонала, словно чего-то испугалась.
— Нет! Сэр рыцарь, пожалуйста, нет! — кричала она.
— Проснись, Алуетт! Это сон. Любимая, это всего лишь сон! Проснись! — просил он, прижимая ее к себе и гладя по голове.
Она была вся в поту, когда пришла в себя и прижалась к его крепкой волосатой груди, ища у него защиты.
— Ох, Рейнер! — шептала она, дрожа как осиновый лист. — Какой страшный сон!
— Ты помнишь?.. Раздался стук в дверь.
— Что случилось, милорд? — спросил один из монахов.
— Нет, ничего. Моей жене приснился плохой сон, — ответил Рейнер и вновь повернулся к Алуетт. — Прости, Рейнер, но, пока ты говорил с монахом, я почти все забыла. Помню только, там был кто-то злой, он меня схватил… И там, во сне, я не была слепой. Значит, это было до моей болезни…
Вдруг она вскочила.
— Рейнер! Это было чудо! Я только что поняла. Всего одно мгновение, когда я проснулась, я видела.. Теперь я помню… я видела твое плечо. Ты обнимал меня, а потом постучал монах, и все опять стало черным. Господи, я видела! Как бы мне хотелось посмотреть на тебя! Будет ли это когда-нибудь?
