Рейнер был последним. Когда он назвал себя,
Саладин удивился.
— Сэр Рейнер де Уинслейд? Я слышал о вас от моего лекаря Эль-Каммаса. Это вы обручены с придворной дамой Мелех-Рика… со слепой певицей по имени Алуетт?
Рейнера поразило, что Саладин, на плечах которого все заботы мусульманского мира, знает его имя… и имя Алуетт только потому, что лекарь видел их в шатре Ричарда.
— Вы хорошо охраняете вашего короля, ему повезло. Старый мавр сказал мне, что ваша дама любит достойного мужчину. Вот… возьмите это в знак моего уважения.
Саладин вручил ему золотое кольцо и усмехнулся, глядя, как растерялся храбрый рыцарь.
— Я пойму правильно, если вы не будете носить его на пальце, — говорил Саладин, пока Рейнер рассматривал выгравированный на кольце полумесяц. — Вы умный человек и поверите, что в полумесяце на заключена злая сила, но ваши приятели крестоносцы могут плохо о вас подумать, если вы его наденете. Просто пусть оно всегда будет при вас, а попадете в беду, покажите его, Рейнер де Уинслейд. Если вас возьмут в плен мои люди, вы немедленно вновь обретете свободу, и даже старый Владыка гор будет милостив к вам.
Рейнер ничего не понял, и тогда Саладин объяснил ему:
— Он — вождь секты, которая укрепляет свою храбрость с помощью гашиша. Поэтому их зовут гашашин, а по-вашему ассассины, то есть убийцы.
В апартаментах королев Рейнер нашел только камеристку Алуетт.
— Леди Алуетт еще не вернулась с базара. Она пошла вместе с королевой Беренгарией и королевой Иоанной, — сказала ему Инноценция. — На обратном пути они часто заходят в бани.
Ничего так не желал в эту минуту Рейнер, как оказаться там с Алуетт (пусть даже ожидая ее у входа, чтобы не замарать ее честное имя!).
— Кажется, придется мне тут болтаться без дела, пока Ричард не пошлет за мной. Я еще приду позже.
Когда Фулк узнал о близком отъезде Филиппа, он не стал терять время, испрашивая аудиенцию у султана. «Бог ответил на мои молитвы», — подумал он, забыв, что не молился уже много лет. Каждый раз, когда Фулк приходил к Саладину, султан оказывал ему все более холодный прием, а его донесения ни разу не произвели благоприятного впечатления. Фулку не нравилось, что быстрый как огонь араб стихал, стоило ему войти в шатер, и загорался вновь, когда он уходил.
Он даже начал сомневаться в том, что Саладин вообще наградит его. И если султан с таким старанием выказывает свое безразличие, стоит Фулку заговорить об Алуетт, то почему леденеют его глаза? Может быть, сарацин не понимает, почему ему нужна одна-единственная женщина, когда ислам позволяет иметь много женщин?
