Когда прошла половина игры и команды поменялись местами, старик обнаружил, что бурдюк пустой. Сначала он не понял, как это произошло, а потом догадался – по нашему смеху. Старик уехал, и больше мы никогда его не видели.
Или тот, другой старик, который загорелся… Мы ехали на велосипедах, глядим, горит человек. Мы не раз встречали его около садов и раньше – всегда с огромной вязанкой колючки за спиной. Как бы он ни уставал, глаза его всегда весело блестели и он повторял: «С нами милость Божья». Да, колючая ноша, которую он собирал, бродя по окрестным холмам, была как милостыня на бедность… В конце концов он продавал колючку какому-нибудь содержателю пекарни. Но до того, ковыляя с одного пригорка на другой, проходя мимо садов, по городским закоулкам до места назначения, он все твердил: «С нами милость Божья!» Его изнуренный вид, бедность и недуги, бремя лет тяготели над всем его обликом, утверждали справедливость его мольбы, обращенной к людям. Только мы свернули на Садовую улицу, как увидели охваченного огнем человека. Он бежал. Мы быстрее заработали ногами, колеса велосипедов так и полетели по булыжной мостовой. Но когда мы поравнялись со стариком – то поняли, что ему уже ничем не помочь.
Он бежал, а вязанка хвороста на его плечах была вся охвачена пламенем. От этой горящей ноши он и пытался уйти, но она продолжала пылать. Увидев нас, он с трудом нагнулся под своим горящим грузом, поднял камень и бросил в нашу сторону. Мы не понимали, в чем дело, – разве мы были виноваты, что он горит? Он опять кинул в нас камнем. Тут мы вспомнили про абамбар [7], который был в нижнем конце улицы. Ах, какое чудо! Мы понеслись туда на своих велосипедах, а он бежал словно наперегонки с нами до самого входа в водохранилище.
Я поспел раньше всех и крикнул ему: «Прыгай вниз!» Он не решался, и тогда я подтолкнул его колесом велосипеда, не подумав, что слабый, больной старик, загремев вниз по ступенькам, разобьется и погибнет. А может быть, там, внизу, и воды-то совсем не было. Когда же пылающий комок человеческой плоти с грохотом покатился вниз, в черную глубину, из ямы долетели до нас страшные, душераздирающие стоны, похожие на детский плач. Испуганные, мы застыли от ужаса над лестницей.
Внизу ничего не было видно. Огонь, погрузившись в сырую глубь, погас, стало темно. Потом внизу заклубился удушливый дым и пополз вверх по лестнице. Усталые и обалдевшие, мы стояли на солнцепеке, глотали пыль и ждали, поглядывая в темную пропасть. А из подвала неслись стоны и крики.
