– Я вообще-то зашел попросить тебя присмотреть за Энни, – вскользь, через плечо бросил Джеффри, легко двигаясь по дому, который знал не хуже, чем сам Кристи. Он замер перед открытой входной дверью.
– Боже! – ахнул он. Кристи проследил за его взглядом, устремленном на дубы и сикоморы, росшие перед домом викария, на умиротворяющую зелень сквера, безлюдного этим утром, если не считать пары мамаш, прогуливающих свои чада на нежарком солнце. Самая обычная картинка для Кристи, но Джеффри она, кажется, потрясла.
– Я тебе просто завидую, – сказал он неожиданно.
– Мне? – Кристи взглянул на него в недоумении. – Почему?
– Ты получил дом.
– Но ты…
– Я получил жилье. И я жду не дождусь, когда уеду отсюда. – Джеффри махнул рукой. – Он все мне здесь отравил, – добавил он, не скрывая горечи. – Я не могу здесь находиться, я схожу с ума. Ты помнишь, как я первый раз сбежал из дому?
Кристи с изумлением поглядел на него; ему показалось, что Джеффри читает его мысли.
– Да, я помню; я действительно только что подумал об этом.
Он хотел что-то добавить, однако лицо Джеффри замкнулось, показывая, что тема закрыта. Но память четко воскресила в голове Кристи ту ночь, более двадцати лет назад, когда это случилось. Ему было семь-восемь лет, он играл на полу в кабинете отца – теперь это был его собственный кабинет. Был холодный дождливый вечер. Вдруг громкий стук во входную дверь насторожил его. Отец пошел отпирать, Кристи побежал за ним следом.
Под навесом крыльца стоял Джеффри, насквозь промокший, капли дождя на лице перемешивались со слезами, заливавшими его глаза и щеки. Кристи не помнил слов, которые тот выкрикивал в страшном волнении, почти в истерике, но он никогда не мог забыть, как Джеффри бросился к его отцу, обхватил его ноги и прижался к ним изо всех сил. Он убежал из дома – он ненавидит своего отца и никогда не вернется – он хочет жить в доме викария вместе с Морреллами. В конце концов викарию удалось оторвать трясущиеся пальцы мальчика от своих брюк, и он увел его в свой кабинет и закрыл дверь. Кристи, дрожа от испуга и недоумения, остался в холле. Позже в кабинет прошла и его мать; он слышал из-за двери их приглушенные голоса. Он по сей день ясно помнил цветочный узор на старых обоях, лужицы грязной воды, оставленные ботинками Джеффри на дубовом паркете; но все остальные события той знаменательной ночи полностью изгладились из его памяти.
Как бы то ни было, Джеффри не остался жить с ними. Но с той поры он изменился. Все последующие девять лет, что они дружили, Кристи ни разу не видел, чтобы он плакал.
