– Вот мы и пришли, – сказал Дима, удивляясь какой длинной оказалась сегодняшняя его дорога домой.
В Диминой однокомнатной квартире везде были книги и окурки.
– Зачем окурки на полу, их надо в пепельницу! – " строго сказал Вадик и принялся за уборку.
– Смотри-ка, как ты ловко с метлой управляешься! Можно подумать, ты только и делаешь, что метлой работаешь!
– А я все умею. И посуду мыть, и пол мести, и шить умею, пуговицы пришивать.
– Золотой ты человек, оказывается. Может, ты и учишься хорошо?
Хотелось Вадику соврать, но пересилил себя:
– Учусь плохо!
– А в чем же дело?
Вадик не ответил на его вопрос, а в свою очередь спросил:
– Хотите, я с вами жить буду, убираться буду? Дима очень удивился:
– Зачем тебе у меня жить, живи дома!
– Мне у вас хочется. Можно? – спросил Вадик и поднял на Диму глаза.
– Вот те раз, – сказал Дима, – а как же родители?
– Я с мамой договорюсь, она разрешит!
– Нет, ты постой, – испугался Дима и почувствовал себя зайцем, к которому просится в дом лиса. – Давай отложим этот вопрос до другого раза, мне подумать надо – как же так?
– Подумайте! – разрешил Вадик. – Я не тороплю вас!
В его тоне Диме послышалась решимость и власть над собой. "Ничего себе!" – подумал он.
– Я буду вашим слугой, хотите?
Дима решительно отверг предложение Вадика:
– Не нужен мне слуга, я сам все делаю, товарищем моим будь, – это другое дело!
Но Вадику не хотелось быть просто товарищем, каких много, наверное, у такого человека, и он попросил:
– А нельзя мне быть особым вашим товарищем?
Дима засмеялся:
– Хорошо! Назовем тебя товарищем по особым поручениям, согласен?
Вадик не знал, что надо ему делать в этом звании, но согласился, почувствовав в словах Димы интерес к себе.
Вадик, успокоившись, принялся разглядывать разбросанные повсюду книжки, словно они жили по своей воле в этой квартире и где хотели, там и располагались. А Дима стал бриться, переодеваться стал, на часы поглядывая и качая головой, – не разговоры разговаривать ему сейчас надо было, а на свидание бежать сломя голову, зная характер Невесты. И вообще хватит с него мальчишек, он и так кусок своей жизни для них отрезал, три года только и жил ими, когда работал в детской комнате. Три года он посвятил мальчишкам, кого спас, а кого и потерял. Потом перевели его на другую работу, окончил курсы следователей, и снова началось у него столкновение с мальчишками, которых теперь приводили к нему как хулиганов и преступников. Принимая их у себя в кабинете, он чувствовал перед ними свою вину. Жалел, что ушел от них, бросил их, и чувство той вины не оставляло его, хотя, сказать по правде, он не был перед ними ни в чем виноват.
