– Отберете Вадика? – спросила она вызывающе, и румянец украсил ее и без того украшенное и раскрашенное лицо.
– Отберем, если…
– Ну и берите, забирайте его! Вадик! К тебе учительница пришла, хочет тебя с собой взять. Пойдешь к ней жить?! – закричала Нонка.
Вадик, отправленный в коридор, вернулся в комнату, встал рядом с матерью и сказал:
– Я никуда не пойду!
И посмотрел на Наталью Савельевну, а в глазах его была тоска. Он бы и рад уйти, да не может бросить маму – прочитала она в его глазах.
Наталья Савельевна устыдилась за Нонку.
– Когда-нибудь вы пожалеете о том, что сказали!
Но я готова забыть ваши слова, если Вадику вы созда дите сносные условия жизни.
А Нонка как с цепи сорвалась. Ей хотелось бросать грубые слова в лицо этой женщине, учительнице первого класса, которая ни черта не смыслит ни в чем, кроме как в букваре, а лезет со своими советами.
– Условия у тебя хорошие, правда, Вадик?
– Хорошие! – подтвердил Вадик и опустил глаза на пол, где валялись окурки и стояли под столом пустые бутылки.
– Где твой стол, Вадик?
Нонка стряхнула с обеденного стола крошки на пол и сказала:
– Вот его стол!
– К следующему моему приходу попрошу вас купить ему стол для занятий. Вы знаете, что он может на второй год остаться, что он неуспевающий. И вдобавок очень часто пропускает школу без причины!
– А если я – бедная женщина, мужа у меня нет, откуда взять мне денег на стол? – спросила Нонка, нагло рассматривая лицо учительницы.
Наталья Савельевна поддала ногой бутылку, бутылка выкатилась на середину комнаты:
– Найдете!
"Вот змея! Везет же таким страшилам в жизни. И муж, наверное, хороший и получает прилично".
– До свиданья! – сказала Наталья Савельевна, но никто ни слова не проронил ей в ответ.
Остались они одни в комнате: Вадик и Нонка. Вадик молчал, уставившись в пол, Нонка села и закрыла лицо руками. Зачем пришла эта змея? Растравила, судом грозилась! А чего ей грозить, чего пугать? Милиции она не боится. Пришел давеча один, так она с ним – быстро, еле ноги унес.
Вадик все молчал. И ей стало страшно, как становилось страшно, когда начинал молчать ее отец, чем-то очень расстроенный. Она впервые посмотрела на сына как на человека, ей принадлежащего, и схватила ее та же тоска, какая читалась в его взгляде. Поразилась она своему отношению к нему и поймала себя на мысли, что ей хочется взять его на руки. Она подошла к нему вплотную, а он стоял, руки по швам, и смотрел в пол. Она коснулась его шеи, голова его опустилась ниже и застучала по ее ладоням от всхлипов его.
