Он стоял, удивленно глядя на худенькую фигурку у могилы, – и из глаз у него вдруг хлынули непрошеные слезы.
Вздохнув, он снял с головы фуражку, словно пришел в Божий храм. Но почему этот мальчик оказался здесь, хотя должен был быть в школе?
Этого мы не знаем… Он помедлил еще немного и наконец тихо подошел к яме и встал рядом с девочкой, а та стремительно вскочила на ноги и удивленно посмотрела на него из-под копны спутанных волос.
– Как тебя зовут? – шепотом спросил парнишка. – Меня – Клеман, я из мастерской камнереза.
– А меня – Тильда, – ответила девочка.
– Отца что ли похоронила? – грубовато поинтересовался Клеман.
– Папашу Морана, – кивнула малышка.
– Ты очень его любила? – осведомился паренек.
– Не знаю, – пожала плечами Тильда.
– А кого ждешь? – не отставал от нее Клеман.
– Никого, – тихо проговорила девочка.
– А что тогда тут делаешь? – удивился парнишка.
– Ничего, – так же тихо произнесла Тильда. Она отвела рукой волосы с лица и добавила:
– Идти некуда.
По щекам Клемана опять потекли слезы.
– Ну и дела, – сказала Тильда, – ты ревешь, а я, хоть ужасно замерзла и страшно хочу есть, не плачу.
– Хочешь, возьми мой завтрак! – заторопился Клеман, поспешно открывая свою корзинку.
Тильда молча вонзила белоснежные зубки в кусок хлеба с маслом. На ее худом посиневшем от холода личике появилось слабое подобие улыбки. Девочка была хорошенькой просто до слез!
Увидев, с каким наслаждением она ест, Клеман почувствовал себя счастливым и улыбнулся.
А Тильда заговорила с набитым ртом:
– Папаша Моран был совсем не злой. И если меня поколачивал, то за дело. Я никак не могла выучить молитву.
– Он что, бил тебя? – с негодованием воскликнул мальчик.
– Так это же из-за молитвы, – объяснила Тильда. – Потом-то я ее вызубрила наизусть и теперь знаю всю от начала до конца. А тебя, выходит, не бьют?
– Нет, бьют, конечно, но я же мужчина! – с достоинством заявил Клеман. – А какую ты выучила молитву? – полюбопытствовал он.
– Прочесть? – спросила Тильда.
Она перестала жевать и скороговоркой принялась сыпать латинскими словами, начав с «оремус»[7] и кончив «аминь».
– Я катехтизис знаю, – задумчиво проговорил мальчик. – Ты прочла не «Отче наш», не «Богородицу» и не «Верую»… Странная какая-то у тебя молитва.
Тильда в ответ лишь сдержанно улыбнулась, как улыбаются люди, посвященные в великие тайны, и не скрывающие этого. Улыбнулась и снова принялась за еду.
– Это моя собственная молитва, и я должна повторять ее утром и вечером, чтобы не забыть, – все-таки снизошла девочка до объяснений, но потом вдруг замерла и подозрительно спросила: – А ты знаешь латынь?
