– Замолчи, – коротко говорила она в ответ на его жалобное нытье, – ты не должен осуждать свою мать: ведь она прежде всего твоя мать. И свою сестру: она – твоя сестра. Да! Да! Именно так! Есть вещи, о которых детям не дано судить. Садись рядом со мной и вытри слезы. Подожди немного. Пройдет несколько минут, и ты забудешь о своей обиде.
И детские слезы вскоре высыхали так же, как иссякают воды родника, когда ему перекрывают источник питания.
Молодой человек успокоился. Реми смотрел на Агатушку, которая, склонившись над своим рукоделием, была похожа на старую крестьянку, работавшую на своем огороде. Казалось, что быстротекущее время стало ее союзником, товарищем, другом. В этом лишенном душевного тепла доме она находила успокоение лишь в стремительном беге времени. Оно помогало скрасить одиночество старой женщины. Как будто они заключили договор о взаимных услугах. Именно время помогло ей понять, что она, находясь «на особом положении» в доме, не должна сидеть сложа руки и в то же время не суетиться.
Казалось, прежде чем заговорить, она что-то выжидает – может быть, когда наступит именно тот момент, который лишь она одна способна распознать.
Неожиданно она произнесла:
– Будь осторожен.
– А! – только и произнес в ответ Реми, который сидел до сих пор молча, не шевелясь, словно своим ответом не хотел нарушить тишину.
– Да, будь осторожен, мой любимый малыш, остерегайся плохих женщин, – произнесла Агатушка.
На этот раз Реми улыбнулся. Однако она продолжала:
– Я знаю, что говорю! Не такая уж я несведущая, как кажусь на первый взгляд. Жизнь научила меня многому, о чем другие даже и не догадываются. Если бы я могла рассказать о том, что мне известно!.. А пока слушай: я расскажу тебе историю, происшедшую в моей семье, которую я не рассказывала никому со времени окончания войны в Тонкине. Ты, наверное, помнишь, что моя дорогая сестра постриглась в монахини после того, как убили ее жениха под Тонкином в восемьдесят втором году? Хорошо! И вот с той трагической даты прошло более пятидесяти лет… Да, как быстро течет время!.. И вот с того дня я никому на свете не рассказывала нашу семейную историю. Я должна тебе сказать, что, когда я была маленькой, никто бы никогда не мог предположить, что я буду доживать свои дни приживалкой в чужом доме. Нет, нет! Семья Палларуэль де Кордес была богатой. Но Бог распорядился так, что в один злочастный день мы полностью разорилась и мне пришлось скитаться по чужим углам. Я ничего не могу сказать про твою бабушку Шассо, которую ты не знал. Она была сама доброта. Но не надо думать, что, если я храню молчание, мою душу не ранят унижения. Ах, нет! Мне грешно жаловаться. А потом я всегда могла бы отправиться умирать в родные края, где до сих пор стоит наш дом, в котором никто не живет и куда я езжу раз в год. Значит, мне не так уж и плохо здесь.
