Новая конституция была принята в мае 1947 года, и вскоре после этого роман моих родителей стал достоянием общественности. Разразился скандал, государственный департамент США и правительство Японии были уверены, что именно по вине моих родителей послевоенная конституция получилась не такой, как им хотелось. Маму с треском выгнали с работы, и после свадьбы она осталась в Японии.
Узнав о случившемся, мои американские бабушка с дедушкой перестали с ней общаться. Обидевшись на родителей и страну, мама постаралась стать японкой и даже выучила язык. С гибелью отца она потеряла вторую родину и новую жизнь, которую строила с таким трудом.
Интересно, а Мидори дружила с отцом? Наверное, нет. Вряд ли Кавамура одобрил решение дочери стать пианисткой. Возможно, они даже ссорились... Если да, то успели ли помириться? Или так и остались чужими, не сказав друг другу самое важное?
Да что это со мной? Какая разница, ладила Мидори с отцом или нет? Она хорошенькая, вот и распустил слюни. Все, хватит, нужно взять себя в руки!
Я огляделся по сторонам. Любители джаза сидели парами и небольшими группами.
Страшно захотелось уйти из клуба туда, где не будут терзать воспоминания.
Только где найти такое место?
Я стал слушать джаз, цепляясь за резкие, отрывистые ноты в попытке выбраться из черного болота депрессии. От выпитого на голодный желудок виски закружилась голова, белые руки Мидори слились в расплывчатое пятно, клуб «Альфи» кружился в фиолетовой дымке все быстрее и быстрее, пока длинные пальцы не замерли над черно-белыми клавишами, а зал не взорвался аплодисментами.
Через секунду трио Мидори устроилось за маленьким столиком, зарезервированным специально для них, и к ним подсела Мама. Уйти, не засвидетельствовав почтения хозяйке, я не мог, а останавливаться у столика Мидори не хотелось. Привлекать к себе внимание совершенно незачем, так что придется дождаться окончания концерта.
«На самом деле тебе хочется услышать второе отделение», — подумал я. Так оно и было. Как и любой джаз, музыка Мидори целительно действовала на мою истерзанную душу. Поэтому я прослушаю второе отделение, тихонько уйду, а потом буду с удовольствием вспоминать сегодняшний вечер.
Так-то лучше, только хватит рассуждать о ее отце, ладно?
Краем глаза заметив, что ко мне идет Мама, я широко улыбнулся.
— Ну, что скажешь?
— Разъяренный Телониус Монк! — повторил я, наливая виски из полупустой бутылки. — Ты, как всегда, права, она будет звездой!
