Николь, словно попавший в капкан зверь, бешено старалась вырваться. Но каждое ее движение только сильней распаляло его, и он все плотней наваливался на нее. Его мощный отвердевший член сквозь одежду прижимался в страстном желании к животу девушки.
— Пустите, пустите меня, вы аморальный тип, я покажу вам, чего вы заслуживаете! — кричала Николь, а у него перед глазами возникали одна за другой сексуальные сцены с ее участием.
— Чего же я заслуживаю? — ерничал герцог.
Его губы были совсем рядом с ее ртом. Николь стала утихать, и герцог решил, что она наконец-то признала его превосходство.
— Не одну, а десять плетей, — злобно выпалила она.
— Не думаю, что вы приехали сюда за этим.
— Я вернулась, чтобы выпустить из вас кровь.
Он вздрогнул от неожиданности, услышав эту дикую угрозу, и попытался представить себе, как бы она стала это делать.
— Вас возбуждает вид проливающейся крови, Николь? — тихо-тихо спросил он.
— Да, да, да! — Она опять забилась в своем капкане, но быстро затихла, сбив дыхание и ощущая бесполезность своих усилий.
— Остерегайтесь! Если и суждено сегодня пролиться чьей-то крови, то это будет не моя! — сказал он загадочно и заглянул ей в глаза. Тело его так содрогалось, что не понять смысл его слов было нельзя. Ее глаза широко раскрылись, и он обрадовался, что она наконец-то сообразила, о чем идет речь.
— Вы не посмеете!
— Посмею. Разве не за этим вы сюда приехали?
На миг она была огорошена, а затем завизжала от боли, которую сама себе и причиняла, снова пытаясь вырваться из его железных, неразжимающихся рук.
— Теперь вы грозите, что изнасилуете меня?
— Грожу? Нет. Пожалуй, предупреждаю. Насилие — это не для меня.
— Я буду драться с вами до последнего дыхания.
Прижимаясь к ее молодому упругому телу, герцог прекрасно понимал: еще немного — и он потеряет над собой власть.
— Вам захотелось умереть в моих объятиях, Николь? Я уж постараюсь, чтобы так оно и было, — пообещал он мягким голосом.
— Пустите меня! — завопила она в отчаянии.
Он видел, что Николь не поняла значения его слов, но решила, что ей грозит опасность.
— Пустите меня, черт подери!
Ему пришлось ослабить хватку. Если бы он этого не сделал, то вряд ли смог контролировать свои действия. Тело его нестерпимо ныло, требуя сброса накопившегося возбуждения. Поэтому он повернулся к ней, тяжело дыша.
— Итак, у нас перемирие?
— Никогда! — захохотала она, и он ясно разглядел бесовские огоньки ненависти в ее глазах.
— Теперь вы меня ненавидите, да?
