Поднявшись наверх, в свою комнату, Каразов сразу же начал набирать номер Саймона Гольдбаума в Нью-Йорке.
Тот отозвался не сразу и был не очень доволен ответной реакцией Алекса.
– Господи, Алекс, на что ты рассчитывал? Джонатан Андреас очень скрытный человек и оберегает свою личную жизнь. Требуется время, чтобы выудить хоть что-то….
– Для начала сойдет любая зацепка. – Алекс присел на кровать и открыл блокнот. – Ну, что там у тебя набралось?
– Ему сорок два года. Это промышленник, занявшийся морской перевозкой грузов и развлекательными круизами. Активно занимается политикой. Республиканец. Его поместье находится на севере от Чарльстона в Южной Каролине. Являет собой нечто вроде патриарха клана.
– Женат?
– Нет. Были кое-какие увлечения, но весьма сдержанные. Вообще ключевые слова, связанные с ним: умеренность, сдержанность, осмотрительность.
– Это все?
– Нет. – Гольдбаум помедлил. – В среде республиканцев его ценят. За ум, за дипломатичность. За то, что при необходимости умеет идти до конца.
– На что ты намекаешь?
Какое-то время на другом конце линии царило молчание.
– Я хочу сказать, что у него есть все шансы стать следующим президентом Соединенных Штатов.
– Что еще?
– Черт тебя побери, Алекс! Ты не найдешь никакой зацепки. Человек, у которого есть шанс стать президентом, будет очень тщательно следить за собой, чтобы не сделать ни единого неверного шага.
– Покопайся в его прошлом.
– Мне кажется, что он в самом деле хороший человек.
– Это не означает, что он не совершил ни единой ошибки в своей жизни. Святых на свете не бывает.
Алекс положил трубку. Он ожидал от Гольдбаума большего. Бывший репортер… Если уж он ничего не смог раскопать на Андреаса, то, возможно, ничего и не было.
Алекс встал, подошел к окну и, не отдавая себе отчета, стиснул в руках шелковую занавеску. Невидящими глазами смотрел он на залитые лунным светом бесконечные поля Вазаро. Он рассчитывал, что все будет проще, если он, оставаясь в тени, бесстрастно и холодно будет руководить событиями из Вазаро. Но боже, как это трудно – постоянно сдерживать себя, свое нетерпение. Вот уже два дня, как он здесь. И что же? В результате его терзают еще большее чувство вины и угрызения совести. Но в чем ему упрекать себя?
Конечно, он не был с ней совершенно откровенен. Но Кэтлин сама заявила, что ее не интересуют его истинные мотивы. Главное – это денежное вложение, которое поможет спасти Вазаро. Ему незачем корить себя.
Он еще сильнее сжал в руках шелковистую ткань, и ему тут же припомнилась шелковистость ее кожи и серо-зеленые глаза, которые смотрели на него с настороженным удивлением. Почему он остановился? Она была готова. Он ясно ощутил дрожь, пробежавшую по ее телу после того, как он прикоснулся к ней. Почему он отступил?
