— Мотоцикл!!! — выдохнул Валентик. И, резко развернувшись, пулей вылетел из квартиры — довольные родители услышали только удаляющийся вниз по лестнице топот.
О мотоцикле он мечтал давно — и именно о таком, вызывающе пурпурном, сияющем никелированными частями «Харлее». Конечно, модель из самых дешевых — если это слово вообще применимо к «Харлею», — но это был мотоцикл, настоящий мотоцикл, на котором он будет гонять по московским улицам, пугая разомлевших на солнце собак, и катать визжащих от страха и восторга самых красивых девчонок Люсиновской улицы!
Миг — и «Харлей» взнуздан, оседлан и ворчит мотором. Валентик совершил свой первый круг по двору, спиной ощущая взгляды высунувшихся из окон соседей. Сейчас он жалел только об одном — что его не видит Оля Федоркина, которая, как говорили, все еще крутит роман со своим «прыщавиком». Упиваясь торжеством, Валентик с рокотом, свистом и улюлюканьем выдавал на своем «Харлее» чудеса джигитовки.
Нарезая пятый круг, он увидел боковым зрением, что у подъезда уже стоят выползшие из квартир соседи. Мать и отчим были в первых рядах.
И-иэээххххх! Сейчас он им всем покажет — есть такой, особенно сложный кульбит… Надо разогнаться и затормозить… в нескольких сантиметрах от них… От матери — она испугается, а потом засмеется, счастливая, гордая за него…
— Осторожно!!! — истошно крикнул Иван Гаврилович, едва не бросившись под колеса мотоцикла. Его неловкая фигура в вытянутых на коленях «трениках» и старой майке, которую он натянул по летнему случаю, загородила от Валентика сжавшуюся от страха Галину Семеновну.
Это было оскорбительно. Что его, за убийцу держат?
— Ты это… Ты не шути так больше, сынок! — внушительно сказал Иван Гаврилович. — Мать наша… это… — он прокашлялся и исподтишка оглядел застывших от любопытства соседок, — ну, в общем, поберечь бы нам надо, мать-то… Ты не пугай ее, Валентин. Сам понимаешь, в ее положении…
— В ее положении? — Валентик все еще не понимал. И вдруг острая догадка пронзила его мозг.
Эта игла, проникая в сознание похолодевшего Валентика, нашпилила на себя и навсегда оставила в памяти картину: острые от сенсационной новости лица соседок; смущенно озирающегося Ивана Гавриловича; мать, прячущуюся за спиной своего… «самца!», — злобно мелькнуло в мозгу у Валентика. Только тут он заметил — с внезапным приступом стыда и ощущения позора — как округлилась фигура матери, как заметно налилась ее всегда маленькая грудь. «И платье это… широкое… она не для меня! Не для моего дня рождения сшила!» — осенила его еще одна догадка.
