— О нет, мсье Лефранж! — сказала она.
— Вы уверены?
— Абсолютно. У вас там что-то было записано?
— Да.
— Я более чем уверена, что ничего не трогала. Я никогда не делаю ничего подобного без вашего ведома.
Она ушла. Я опять погрузился в свои размышления и вдруг неожиданно почувствовал, что за мной кто-то шпионит.
Я посмотрел в окно и чуть не подпрыгнул. Черный «ситроен» стоял неподалеку от офиса на противоположной стороне улицы. Конечно, таких машин много в Париже. Ритона упоминал о двух подозрительных субъектах, высоком и маленьком. Отсюда, конечно, я не мог определить, что за человек сидит за рулем автомобиля. Воротник его пальто был поднят, шляпа надвинута на глаза. Он был неподвижен, как восковой манекен.
Пока я рассматривал его, из подъезда напротив вышел какой-то человек и мельком посмотрел на мое окно. На нем тоже было темное пальто и фетровая шляпа. Он уселся в «ситроен» рядом с водителем. Автомобиль отделился от тротуара и поехал. Когда на углу он разворачивался, я успел разглядеть и запомнить номер. У меня хорошее зрение. Номер был парижский. Я немедленно позвонил моему приятелю журналисту, чтобы он связался со своим родственником, работающим в управлении дорожной полиции, где можно быстро узнать имя владельца автомобиля. Я продиктовал ему номер. Он сказал, что перезвонит через полчаса.
В тоскливом ожидании я посвятил себя тому, что порекомендовал мне Мишель. Для начала я написал в две строки: «Ее лицо появляется ночью, как прекрасная драгоценность в ухе мавританки». Я подчеркнул «прекрасная» и «мавританка». Перечитал это несколько раз громким голосом, но ничего не осенило меня. Почему же Мишель вообразил, что эта глупость освежит память?
Я начал что-то чертить на бумаге. Зазвонил телефон. Это был мой приятель журналист.
— У меня есть информация. Владельца автомобиля зовут Дени Монтаржи. Ему принадлежит кабаре «Зеленая обезьяна», это на Монпарнасе, улица Дидро, тринадцать.
Я перестал нервно чертить на бумаге линии и загогулины и записал адрес и фамилию. Перечитав их, вдруг обратил внимание на рисунок, получившийся на бумаге из, казалось бы, бездумного вождения ручкой. Это было лицо и грудь черной девушки с сияющей улыбкой и негритянским ртом. Рукой она прикрывала правое ухо.
Я перечитал стихотворение, написанное на листке. Связь между рисунком и стихотворением была очевидной, но что все это означало? Я громко повторял:
— В ухе мавританки, в ухе мавританки...
Какая-то связь между негритянкой и ночью включилась в моем мозгу, и из мрака забвения выступил очень ясный и отчетливый образ. Турель пулемета, черные деревья, ветреная ночь. После скрипящая калитка и голос, произносящий проклятия. Кто-то хватал меня за левую руку, подталкивая вперед, между тем я отчаянно сопротивлялся.
