Харел выслушал товарища по партии и попросил:
- Дан, дай мне несколько дней на акклиматизацию, и я тебе отвечу. - а сам тут же тут же организовал сбор информации, которая подтвердила подозрения и слухи, циркулировавшие в "Шин Бет".
Ознакомление с документами из архива "Моссада" и несколько бесед со старшими сотрудниками убедили, что Пайнз осуществляет не разведработу, а обыкновенное мошенничество. Но с ветераном правящей партии нельзя было поступать, как с заурядным аферистом - хотя и не следовало, конечно, закрыть на все глаза и выдать требуемую сумму. Харел создал комиссию по расследованию17, и комиссии, конечно же, быстро удалось официально установить истину: оказывается, Пайнз попросту "доил" "Моссад", выколачивая из разведслужбы легкие деньги. Средства он тратил, в общем-то, не на себя; Пайнз остро нуждался в деньгах потому, что для спасения его больной дочери требовались дорогие лекарства, которые в те годы можно было достать только в Европе. И вот ещё в декабре 1951 года этот уважаемый журналист сумел убедить Шилоя и министра иностранных дел Шаретта в том, что ведет работу по созданию "сионистского подполья" в России. Он сыграл на больной струнке политических руководителей: после роспуска тайной "Алии-Бет" и заметной переориентации советской политики в его отношении, Израиль был особенно озабочен тем, чтобы не потерять контакт с советскими евреями. А Пайнз рассказывал, что ряд крупных сталинских чиновников готовы тайно помогать Израилю. Пайнз демонстрировал письма, якобы полученные от потенциальных агентов из-за границы, - на самом деле эти письма отправляли его друзья. Шилой распорядился платить; и вот в течение девяти месяцев "шпион-любитель" выезжал за границу и затем докладывал о тайных встречах с русскими, которые якобы имели место в Париже, Нью-Йорке и Копенгагене. Каждый раз, возвращаясь в Тель-Авив с порцией лекарств, он ещё и получал от "Моссада" полную компенсацию расходов...
Комиссия решила всю эту аферу "замести под ковер". Старого партийного товарища пожурили за излишнее чадолюбие (не самый тяжкий грех с точки зрения израильтян) за государственный счет и решили не привлекать к уголовной ответственности. Это, в общем-то, устраивало и Харела: разоблачением аферы чуть ли не в первый день своего пребывания на посту директора Иссер показал не столько свои способности, сколько сделал предупреждение всем, кто относился к разведке как инструменту для удовлетворения своих личных потребностей и амбиций. И вообще, какие могут быть шутки? Пусть все хорошенько запомнят, что Бен-Гурион назначил Маленького Иссера на этот пост не в последнюю очередь именно из-за его подозрительности. А в быту Иссер был предельно скромен, почти аскетичен. Он не был замешан ни в одном скандале на бытовой почве, был кристально честен - и насаждал атмосферу строгости и честности в обеих организациях, которыми он руководил. Один из бывших сотрудников вспоминает: "...он смотрел прямо в глаза и никогда не отводил взгляда. Чем больше Харел смотрел на вас, тем суровее он казался. В разговоре с ним вы всегда чувствовали себя виноватым. Достаточно было малейшей оплошности, и вы могли потерять доверие Харела, даже если для этого не было серьезных оснований". Оплошности могли быть не слишком значительными: например, когда Иссер узнал, что один из лучших сотрудников под благовидным предлогом провел недельку на курорте с любовницей, он его немедленно уволил.
