Молодой рыцарь, как мы уже видели, сочетал с норманнской удалью и нормандскую сметливость; после отъезда Вильгельма он изучил местный язык, в надежде променять в этой новой стране заложенную башню на побережье Сены на какое-нибудь богатое графство близ величавой Темзы. В то время как его надменные соотечественники сторонились с безмолвным презрением Веббы, Малье де-Гравиль подошел к нему и спросил чрезвычайно приветливо:
– Могу ли я узнать результат твоего посольства от мятеж... виноват, от доблестного графа!
– Я и сам жду его, – ответил сухо Вебба.
– Тебя ж выслушали.
– Да, это было так.
– Любезный миротворец, – сказал де-Гравиль, смягчив свой обычный ироничный тон, унаследованный им, может быть, от своих прадедов по матери, франков, – скажи мне откровенно: не требует ли Годвин в числе других весьма благоразумных условий головы твоего покорного слуги, не называя, конечно, его имени, потому что оно не дошло до него, а в качестве лица, принадлежащего к несчастному племени, называемому нормандцами.
– Если бы граф Годвин, – ответил Вебба, – считал месть условием к заключению мира, он бы выбрал для этого не меня, а другого. Граф требует единственно своей законной собственности, твоя же голова не входит, вероятно, в часть его недвижимых и движимых имуществ!
– Твой ответ утешителен, – сказал Малье. – Благодарю тебя, мой почтенный саксонец! Ты говорил как бравый и вполне честный малый; если придется нам умереть под мечами, я сочту большим счастьем пасть от твоей руки; я способен любить не только верного друга, но и отважного врага.
Вебба невольно улыбнулся: нрав молодого рыцаря, его беззаботная речь и приятная наружность пришлись ему по вкусу, несмотря на его предубеждение против нормандцев.
Малье, ободренный этой улыбкой, сел к длинному столу и приветливо пригласил Веббу последовать его примеру.
– Ты так откровенен и приветлив, – сказал он Веббу, – что я намерен побеспокоить тебя еще двумя вопросами.
– Говори, я их выслушаю!
– Скажи мне откровенно, за что вы, англичане, любите графа Годвина и хотите внушить королю Эдуарду ту же приязнь к нему? Я задавал уже не раз этот вопрос, но в этих палатах я едва ли дождусь ответа на него. Годвин несколько раз переходил внезапно от одной партии к другой; он был против саксонцев, потом против Кнута. Кнут умер – и Годвин поднимает уж снова оружие на саксонцев; уступает совету Витана и принимает сторону Хардекнута и Гарольда, датчан. В то же время юные англосаксонские принцы Эдуард и Альфред получают подложное письмо от своей матери, в котором их зовут настоятельно в Англию, обещая им там полнейшее содействие. Эдуард, повинуясь безотчетному чувству, остается в Нормандии, но Альфред едет в Англию... Годвин его встречает в качестве короля... Постой, выслушай далее! Потом этот Годвин, которого вы любите, перевозит Альфреда в Гильдфорд – будь он проклята! В одну глухую ночь клевреты короля Гарольда хватают внезапно принца и его свиту, всего шестьсот человек, а на другой же день их всех, кроме шестидесяти, не говоря о принце, пытают и казнят. Альфреда везут в Лондон, лишают его зрения – и он умирает с горя! Если вы, несмотря на такие поступки, сочувствуете Годвину, то, как это ни странно, возможно ли, любезный посол, королю любить человека, который погубил его родного брата?
