Мари досадливо сказала себе, что это глупые бредни, и поспешно сполоснула пальцы после жареного лебедя в серебряной чаше с розовой водой, специально поставленной для этого. Конечно же, невозможно таким образом узнать чужую душу!
Однако она не могла избавиться от ощущения, что действительно знает его – глубоко, на непостижимом разуму уровне, – что пережитое у источника содрало кожу с ее собственной души, открыв ее навстречу новым впечатлениям, и теперь натура Тиарнана отпечаталась на ней с такой точностью, какую она даже не может осознать.
Пир продолжался весь остаток дня, и Мари постаралась получить от него удовольствие. После трапезы столы отодвинули к стене, и герцог приказал менестрелям и жонглерам развлекать собравшихся. А потом были музыканты, игравшие на гобое, виоле и тамбурине, и были танцы. Мари окружили молодые люди, предлагавшие потанцевать с ними, и она принимала приглашения всех по очереди. От танцев она раскраснелась, вспотела и тяжело дышала. Тогда она уселась между двумя своими кавалерами и выпила воды. Летние сумерки наконец начали медленно наполнять зал тенями, и слуги принялись укреплять факелы на стенах. Мари смотрела, как по помещению разливается свет, и внезапно поймала себя на том, что пристально наблюдает за новобрачными. Они стояли напротив друг друга под одним из факелов и держались за руки. Волосы Элин сияющим облаком упали вокруг раскрасневшегося улыбающегося личика. Венок из розочек начал сползать с ее головы, и она смотрела на мужа блестящими глазами. Смуглое лицо Тиарнана, ответно обращенное к ней, было радостно-серьезным, а его руки держали ее так, словно она была ласточкой, которая могла упорхнуть прочь. При этом зрелище заноза внезапно выскользнула из сердца Мари, оставив после себя только легкую боль облегчения.
«О Боже! – молча помолилась она. – Пусть они навсегда сохранят то счастье, которое у них есть сейчас!»
А потом она вспомнила, как умерла мать: этот мучительный образ возник перед ней впервые с момента ее приезда в Ренн. Но впервые это воспоминание не принесло с собой ужаса или страстного отвращения – только печаль и тихое смирение. На такой риск идет каждая женщина, которая выходит замуж. Возможно, Элин никогда не узнает таких страданий, но даже если в конце концов они ее настигнут, сейчас им не под силу ее ранить. Пусть свет и отбрасывает тени, но сам он остается ясным.
Мари внезапно в полной мере ощутила ту радость, которую пыталась изображать весь день. В глубине ее сознания ее мать наконец была похоронена, получив упокоение после долгих лет муки. «Покойся вечно в Господе нашем, и свет предвечный да осияет тебя». Мари наконец освободилась и могла отвернуться от могилы и любить.
