После того как она минут десять продиралась через кусты, до нее донеслось журчание воды. Спустя несколько мгновений она вырвалась из зарослей и оказалась на прогалине среди дубов. Ручей весело сбегал в густо-зеленое озерцо, а потом уходил дальше, через ковер неестественно зеленой травы, уже как речка. Лесные анемоны, чистотел и фиалки росли по берегам, а вода была наполовину покрыта сверкающими белыми чашечками шелковника. Выйдя на солнечный свет, она остановилась – сначала потому, что была поражена красотой этого места, а потом из-за волка, лежавшего на траве у озерца.
Радость и мучения моментально потерялись в ледяном ударе ужаса, и она бесконечно долгое мгновение смотрела на зверя. Потом оказалось, что самые мельчайшие детали так четко впечатались ей в память, что она могла вспомнить всю картину, просто закрыв глаза и вспомнив свой страх. Волк лежал на боку, подняв голову, как будто Мари его разбудила. Мех у него был темно-серый, с черным пятном на кончике хвоста и черной полосой вдоль спины, а на брюхе светлел, становясь почти белым. Морда и уши были коричневые. Карие глаза окружены нелепой черной полосой, словно у накрашенной куртизанки на ярмарке. Пасть была открыта, обнажая сверкающие белые клыки, красный язык был высунут из-за жары и чуть подрагивал. Он казался чудовищно большим и смотрел на нее с мрачной уверенностью владельца замка, взирающего на провинившегося крепостного. Мари вспомнились рассказы об этих зверях: о детях, пропадавших в лесу, о младенцах, выкраденных из колыбелек. Она удивилась тому, что не визжит.
Волк пошевелился первым. Он вскочил на ноги, вздыбив шерсть на загривке и прижав уши. В ту же секунду Мари тоже избавилась от своего оцепенения. Она нагнулась и схватила сухую ветку.
– Убирайся! – крикнула она, взмахнув палкой так, что она со злобным шипением вспорола воздух.
Губы волка изогнулись в нахальной собачьей ухмылке, а потом он повернулся и прыжками умчался в лес.
Спустя минуту Мари пошла вперед и встала над озерцом, опасливо прислушиваясь. В подлеске не слышно было ни шороха. Волк просто убежал.
«Он испугался не меньше меня», – сказала она себе неуверенно.
Утолив жажду, она села на траву, сняла башмаки и опустила в воду усталые исцарапанные ноги. Казалось, что прикосновение воды унесло всю боль. На дереве поблизости куковала кукушка, время от времени принимался стучать дятел: т-т-тук... тук, – а потом длинная пауза, словно он устал.
