– Мы обсуждали, как идут твои деловые начинания. Я тогда страшно беспокоился за тебя, Эмма, – порой просто приходил в отчаяние. Ты тогда так безрассудно окунулась в оптовую торговлю – по крайней мере, мне так казалось. Меня ужасно тревожило быстрое расширение сети твоих магазинов на севере, твоя решимость продолжать строительство, покупать все новые акции. Я считал, что ты берешься за большее, чем то, с чем можешь справиться, что ты вступила в очень азартную игру…
– Я всегда была азартным игроком, – мягко откликнулась Эмма. – В какой-то степени можно сказать, что именно в этом секрет моего успеха… В том, что я готова идти на риск. – Она не стала развивать мысль дальше. Теперь-то он наверняка и сам уже все знает про нее.
– Да, – согласился он. – Возможно, в этом. Как бы то ни было, Уинстон объяснил, что, хорошенько заработав на перепродаже, ты вышла из этой игры. И он сказал, что ты отнюдь не увязла по уши в обязательствах. Наоборот. И что ты миллионерша. И пока он говорил – с такой гордостью за тебя – до меня начало постепенно доходить, что ты добилась гораздо, гораздо большего, чем то, о чем я мог мечтать, что ты намного обставила меня, обогнала Дэвида Каллински, что в делах мы тебе и в подметки не годимся. И мне вдруг показалось, что ты стала совсем недосягаемой, что ты – не моего поля ягода. Вот почему я так и не отдал тебе это кольцо… Видишь ли, Эмма, в тот вечер я собирался просить тебя стать моей женой.
– Блэки, Блэки, дорогой мой, – только и смогла она сказать, так поразил он ее своим признанием. У нее защипало в глазах, и ее одновременно охватили самые разные чувства. Любовь и дружба, которые она чувствовала к нему, захлестнули ее, к ним примешивались огромная грусть и что-то вроде сочувствия, когда она попыталась представить себе, что он, должно быть, испытал в тот вечер – и, возможно, позднее. Она была нужна ему – но он не сказал ни слова. В этом была его трагедия. Тогда, в 1919 году, в день вечеринки, она считала, что Пол Макгилл потерян для нее навсегда. Она была в отчаянии, чувствовала себя одинокой, ее сердце было разбито – наверное, она не могла бы остаться равнодушной и не откликнуться на чувства своего единственного верного друга. Если бы ему не изменило мужество, насколько иначе могли сложиться их жизни. Мысли бежали бесконечной чередой. Почему она ни разу ничего не заподозрила в его отношении к ней? Должно быть, она стала слепа… или глупа, или слишком занята своими делами.
