– Что вы делаете?
– А как, по-вашему? Укладываю вещи.
– Укладываете?
– Да. Прежде чем уехать, люди обычно упаковывают своё имущество.
– Что ж, тем лучше. – Седжуик самодовольно сложил руки на груди.
– Да, и сегодня вечером передайте мои наилучшие пожелания леди Оксли.
Алекс только хмыкнул.
– И мой поклон мистеру и миссис Денфорд. Бесспорно, их заинтересует, почему я так внезапно уехала. Не сомневаюсь, вы сможете придумать извинение, которое даст ответ на все их вопросы.
Алекс едва заметно вздрогнул, но по крайней мере это была хоть какая-то реакция, и Эммелин продолжила, запихивая в саквояж щётку для волос и гребень:
– И не забудьте про леди Роулинз. Она будет огорчена моим отъездом. Разумеется, она очень удивится, что я не сказала ни слова и даже не послала ей записку, но потом решит, что я рассердилась на вас за опоздание, и может прийти к собственным выводам относительно моего странного исчезновения.
Седжуик побледнел, и Эммелин, чтобы скрыть улыбку, отвернулась и окинула взглядом комнату, проверяя, не забыла ли она что-нибудь, хотя все её пожитки лежали в саквояже – у неё было твёрдое правило никогда не распаковывать свои вещи. При её образе жизни бывали случаи, когда требовался срочный отъезд, и драгоценные мгновения, потраченные на укладывание вещей, являлись удовольствием, которого она не могла себе позволить.
– Это шантаж, – прошипел он.
– Тогда дайте мне один вечер, чтобы я могла доказать, что вполне гожусь вам в жёны. И если мне это удастся, то я смогу в течение двух недель оставаться леди Седжуик, а по прошествии этого времени уеду.
– Без единого фартинга? – Алекс прищурился, однако Эммелин успела заметить, как в тёмных глубинах его глаз вспыхнул интерес.
– Вы ничего не будете мне должны, – пообещала она.
– Вы сумасшедшая. – Он с недоверием выдохнул.
– Это не у меня мнимая жена.
– И не у меня, если вы закончите упаковывать свои вещи и уйдёте, – парировал он.
– Что вы теряете? – спросила Эммелин, боясь, что он заставит её уйти. – Если сегодня вечером меня ожидает провал, вы сможете объявить, что ко мне вернулись мои прежние болезни и вам пришлось увезти меня из города. Вам будут сочувствовать и в то же время начнут уважать вас за то, что вы остаётесь с такой неуравновешенной женой. Следовательно, если я никогда не вернусь – а, как я понимаю, вы хотите именно этого, – никто не будет злорадствовать. Вы ничего не теряете и ничего не приобретаете.
Возможно, это была не самая разумная сделка из всех, которые когда-либо заключала Эммелин, но ей было необходимо добиться своего – получить доступ к карточной игре у Уэстли, – и если она не сумеет уговорить Седжуика взять её сегодня с собой, она, вероятно, никогда не сможет попасть к Уэстли.
