Он метался по ее маленькой спальне во дворце, а она сидела и холодно смотрела на него.
– Скандальное поведение... видеться с ним утром, днем, вечером... вести себя как потаскуха... Ваша репутация погублена этими мерзкими стишками...
– Если бы вы взяли на себя труд прочесть эти стихи, вы бы поняли, что я никогда не вела себя как проститутка. Вам нужно их прочесть – они написаны по-английски, – ледяным тоном сказала Пенелопа.
– Как вы смеете перечить мне...
– Не кричите на меня, милорд.
– Я не кричу.
В этот момент леди Скроуп, занимавшая соседние комнаты, начала стучать в стену. Супруги недовольно повернули головы на звук и продолжили ссору – но теперь шепотом.
– Вы что, намекаете на то, что я была вам не верна?
– Да, намекаю. Я еще не знаю степени вашей неверности, но я собираюсь это выяснить. Завтра вы едете со мной в Стратфорд, и я узнаю правду, даже если мне придется переломать вам все кости.
– Если вы меня тронете, я пожалуюсь королеве, – заявила она.
Упомянув королеву, можно было тут же прижать его к ногтю. Как глупо он выглядел со своим квадратным лицом и короткопалыми руками, в нарядном камзоле, который он так и не научился носить!
– Она не станет вмешиваться, – пробормотал он. – Ее величество не будет оспаривать законную власть мужа над своей женой.
– Законную власть – нет! Если бы я опозорила себя, она не пошевелила бы и пальцем, но я абсолютно невиновна, я не изменяла вам ни с мистером Сидни, ни с кем-либо еще. Мои подруги будут свидетельствовать за меня. Все они добродетельные жены. И леди Уорвик, и леди Скроуп. Вы можете попросить королеву, чтобы она лично провела дознание. Или хотите, я предстану перед архиепископом?
Поле битвы осталось за ней. Она убедила его – и голосом, и поведением. Он проглотил ком в горле и предпринял жалкую попытку примирения:
– Пенелопа, я никогда не думал плохо о вас, но я не потерплю, чтобы этот писака принижал вас своими сонетами.
– Сонеты этого, как вы изволили выразиться, писаки никогда не принизили бы, но, наоборот, возвысили бы любого. И я бы не советовала вам так отзываться о них на людях, если вы не хотите стать предметом насмешек. О вас подумают, будто вы не понимаете куртуазных условностей – измышленные чувства поэта никогда не выражаются ни в чем, кроме слов. Мистер Сидни уже на протяжении двух лет обращается ко мне как к Стелле в своих сонетах. Моя мать и мои опекуны не видели в этом ничего плохого – так же, как и вы до нашего супружества.
