- Однако они не торопятся! - сказала она.
- А зачем им торопиться, - возразил Иванов, - торопиться никогда не следует.
- А Зина-то... героиня без страха... и упрека, конечно! - саркастически заметила Лида.
Танаров громко прыснул своим собственным мыслям и сконфузился.
Лида посмотрела на него, подбоченившись и упруго покачиваясь всем телом.
- Что ж, может быть, им там и очень весело! - загадочно прибавила она, пожимая плечом.
- Тс! - перебил Рязанцев.
Глухой гул вырвался из черной дыры.
- Выстрел! - крикнул Шафров.
- Что это значит? - плаксиво спрашивала Ляля, цепляясь за рукав Рязанцева.
- Успокойтесь, если это и волк, так они в это время смирные... да на двоих и не нападут... - успокаивал ее Рязанцев, с досадой на Юрия и его мальчишескую выдумку.
- Э, ей-Богу! - тоже с досадой крякнул Шафров.
- Да идут, идут... не волнуйтесь! - презрительно скривив губы, сказала Лида.
Послышался приближающийся шорох, и скоро из темноты вынырнули Карсавина и Юрий.
Юрий потушил свечу и улыбнулся всем ласково и нерешительно, потому что не знал еще, как они отнеслись к его выходке. Он весь был осыпан желтой глиной, а у Карсавиной сильно было замарано плечо, которым она задела за стену.
- Ну, что? - равнодушно спросил Семенов.
- Довольно оригинально и красиво, нерешительно, точно оправдываясь, ответил Юрий. - Только проходы далеко не идут, засыпано. Там пол какой-то догнивает.
- А вы выстрел слышали? - оживленно блестя глазами, спрашивала Карсавина.
- Господа, мы уже все пиво выпили и души наши возвеселились в достаточной мере! - закричал снизу Иванов. - Едем!
Когда лодка опять выбралась на широкое место реки, луна уже взошла. Было удивительно тихо и прозрачно, и в небе и в воде, вверху и внизу одинаково сверкали золотые огоньки звезд и казалось, что лодка плывет между двумя бездонными воздушными глубинами. Лес на берегу и в воде был черный и таинственный. Запел соловей. Когда все молчали, казалось, что это поет не птица, а какое-то счастливое, разумное, задумчивое существо.
- Как хорошо! - сказала Ляля, поднимая глаза вверх и кладя голову на круглое теплое плечо Карсавиной.
И потом опять долго молчали и слушали. Свист соловья звонко наполнял лес, отдавался трелью над задумчивой рекой и несся над лугами, где в лунном тумане чутко застыли травы и цветы, вдаль и вверх к холодному звездному небу.
- О чем он поет? - опять спросила Ляля, как будто нечаянно роняя руку ладонью вверх на колено Рязанцева, чувствуя, как это твердое и сильное колено вздрогнуло, и пугаясь и радуясь этому движению.
