– Была проституткою я: а теперь я – спасаюсь!
Линявый чиновник казенной палаты ветшел рядом с нею.
Излаялся вдруг барабан:
– Джам! Взблеснула литавра.
– Бамбан!
Задубасила палка с помпоном.
Тогда Кавалькас исступленно воспятил глаза и воспятил худую, изжелклую руку под меркшее все; его шест колыхался полотнищем желтым; и – черною вскрикою.
– Я, Кавалькас, Людвиг Августович. Я – был с носом: показывался из-за роста в Берлинском Паноптикуме. Я – был с носом: остался – без носа.
– Лишил меня носа господь!…
– Но я – радость нашел.
– И как сказано: коли десница тебя соблазняет, ее – отсеки…
– Коли око в соблазн тебя вводит, то – вырви…
От тучи все серое зазеленилось мертвеющим отсветом в лицах; и в лиц выраженье стоял мертвый страх. Озорник отыскался; выкрикивал:
– Нос соблазнял, дескать: взял, да и вырвал!
– Ты ври, да не очень-то!… Женщина – заголосила:
– Что ж, он проповедует носа лишение? Грибиков – не удержался; и – выщипнул в фортку:
– Сам вшонок, а как зазнается!
– За это и бить его!
Карлик с желтевшим плакатом, воздетым на палку, – свое:
– Сестры, братья!
– Хотя я без носа, однако я – жив!
Небо – надвое треснуло красным зигзагом; и тотчас, как пушечный выстрел, гром, молния – вместе! Все – вприпуски тут!
Косохлест замочил подоконники; там горизонтище злел, – чернозубый: фабричные трубы – на желтом на всем!
Чуть не кланялся в пояс Мордан; и подумалось:
– Чорт подери, – дограбастался все-таки он до квартиры!
Сам – вел; оставалось – одно:
– Э, ну, что там – входите!
Старик же во вспыхе лиловом глазами, укрытыми стеклами, – сжульничал; крыша листами железными грохнула в ветре.
И – гром!
____________________
Черноногие стулья в передней стояли все так же; но точно чернильного тонкой штриховкой по желтому полю прошлись; меж прожелченных контуров скважины с льющимся немо потоком чернил, где сидели угрозы; испуги – выглядывали.
Странно: гиблемым выглядел собственный дом!
Прививаясь к профессору, вкрадчивым влазнем вошел дед Мордан; он глядел волколисом; дручил своим видом (дручение это давно началось); охватили – безутолочи; забеспокоился что-то по комнатам дедушка; из-за страхованием веяло (в каждом углу из теней страховщик поглядел, там сидевший).
«Щелк-щелк» – электричество вдруг осветило Мор-дана; он дылдил из тьмы коридора, и черную яму беззубо показывал, – вовсе не рот; «щелк-щелк-щелк» – электричество!
Все – село в темь.
Этот вбеглый старик беспокоил все более, напоминая профессору «тот» силуэт; он – всамделишный ли; или, или, – что «или»?
