У Ребекки совсем не осталось времени думать о своих собственных проблемах, сейчас ей приходилось выступать в роли миротворца Ей понадобилась хитрость лисы, чтобы достигнуть хоть какого-то компромисса между ними. В определенный момент ей пришлось даже закричать изо всех сил: «Да замолчите же вы наконец!», так как это был единственный способ прекратить перекрестный обмен обвинениями.
Стоя в центре гостиной, она гневно указывала пальцем на Рассела.
– Ты не можешь обвинять своего брата в том, что он ведет себя как ребенок, потому что ты и сам не лучше его!
– А ты, – продолжила она, теперь уже гневно оглядывая Артура, – должен наконец сообразить, что невозможно прожить жизнь, не идя на уступки!
Затем она села, спокойно выпила чашку кофе, с удовольствием наблюдая, как братья с трудом, но все же пытаются найти общее решение.
После обеда Рассел вызвался показать Ребекке сад. Вдоль всего дома тянулась тенистая аллея, выходящая прямо во внутренний дворик, который был уже готов к приему гостей. Колонны с железными кольцами, к которым в старину привязывали лошадей, были увиты какими-то побегами с яркими цветами, пламенеющими на фоне белоснежных стен и еще не погибшими от прохладного осеннего воздуха. Ничто не нарушало безмятежной тишины. Казалось, они одни во всем мире, и ощущение это вдруг проникло в кровь чувством восхитительной близости. Ребекка было настороженно встрепенулась, но в этот момент Рассел крепко обнял ее одной рукой за талию, другой провел по ее спине, еще теснее прижав к своему телу, а его рот нашел ее дрогнувшие губы.
Ребекка поняла, что она пропала. Ей казалось, что тело ее, мягкое и податливое, стало глиной в руках у опытного скульптора, чьи пальцы сейчас пробегают по ней, изучая каждый изгиб, каждую впадинку, оживляя все, к чему прикасались. Рассел с бесконечным наслаждением и искусством подводил ее к такому чувственному возбуждению, которого она никогда не ожидала испытать. Его уверенные, настойчивые пальцы расстегнули пуговки на ее блузке, мягко раздвинули шелк, обнажив золотистую кожу. Он осторожно потеснил ее вплотную к стене, губы его оторвались от ее рта и пустились в восхитительный путь, чтобы найти занывшие от ожидания груди, и вот они послушно легли в его задрожавшие ладони. Ребекка выгнулась, откинув голову назад, когда его рот отыскал твердые, жаждущие соски, так остро отозвавшиеся на ласку его губ и зубов, что она не сдержала протестующего стона. Ее била мелкая дрожь, а Рассел, прижимаясь головой к ее пылающей коже, продолжал покрывать поцелуями попеременно то одну, то другую припухлую вершинку, от которых волны яростного желания, пробегая по всему телу, сходились глубоко внутри нее...
