Рядом с де Голлем Черчилль производил впечатление здорового, хитрого кота, возвеличенного еще неприкосновенной империей и британским народом, вверившим ему свою судьбу. Он по-своему любил Францию, анахроническую, дворянскую Францию, как любят утонченное кушанье, он прикидывался то взволнованным, то откровенным до грубости (всегда оставаясь в нужных для него границах) и легко проливал слезу. Пускаясь на свои коварные уловки, он никогда не терял из виду конечную цель: добиться, чтобы история Британской империи и его собственная стали неотделимыми одна от другой.
Но обо всем этом я имел сначала лишь смутное представление, и только возвращение во Францию в 1942 году, жизнь среди друзей, которые постоянно подвергались опасностям, простота товарищеских отношений в Сопротивлении помогли мне освободиться от тягостного чувства и оценить, отрешившись от всех теневых сторон, значение высокомерных слов одного и оздоровляющих вспышек гнева другого. А в 1944 году надо было, не обращая внимания на поединок двух властителей, сосредоточить все усилия на решении основной задачи: доставки оружия во Францию.
В ту ночь в Оране, куда я случайно попал, вылетев для встречи с де Голлем и Черчиллем, лежа в бараке, кишевшем блохами, я перебирал все это в уме.
III. Марракеш, 14 января 1944 года.
Черчилль
Марракеш был транзитным аэропортом трех континентов: Америки, Азии и Африки. С ним мог сравниться лишь Престуик, где дежурные офицеры появлялись в зале ожидания каждые полчаса и объявляли: "Пассажиры, следующие в южном направлении...", "Пассажиры, следующие в западном направлении..." Я приземлился в Марракеше тринадцатого вечером. Во дворце Бахия давался большой обед.
Попав в Марракеш или Марокко, вы внезапно оказывались в феодальной стране. Здесь ничто не напоминало о войне и о связанных с нею лишениях и.тяготах: жизнь била ключом, великие мира сего разыгрывали очередное представление. Единственной приметой времени были бесчисленные самолеты, которые то прилетали, то улетали, перевозя пассажиров, возвращавшихся с фронтов войны.
На обеде скучающий де Голль клонил свою длинную спину то к одному собеседнику, то к другому. Осторожные вопросы, которые задавали женщины в вечерних туалетах и мужчины в мундирах (чиновники французской гражданской администрации Марокко), создавали впечатление, будто листаешь учебное пособие по истории Крымской войны. Некоторая неловкость царила в тот вечер среди вечерних туалетов и парадных мундиров, которые предпочли бы видеть на месте де Голля генерала Жиро - более достойного генерала, с их точки зрения.
