— Ты пришел увидеть мальчика, principe?
Данте кивнул.
Он будто снова переживал ту же сцену, что и три месяца назад, глядя, как мерцание огня играет ее чертами, отбрасывает тени на лицо и высвечивает пронзительную голубизну глаз. Странные глаза для цыганки, подумал Данте. По большей части они все смуглые и темноглазые. Однако, принц знал по опыту, в каждой человеческой расе встречаются отклонения — из-за каприза природы или смешения крови…
— Мой голубоглазый отец не цыган, он один из ваших, — неожиданно сказала Маддалена, словно читая его мысли. Потом слегка наклонилась вперед. — Ты согласился хранить тайну, si? Если так, тогда посвященных в нее будет четверо.
— Пятеро. Я ничего не скрываю от Карессы. Ей можно доверять.
Цыганка неохотно кивнула.
— Мне с трудом верится, что ты рассказала бы мне об этом, если бы не случай с Аристо.
— Так сказали звезды… ты все равно узнал бы, так или иначе. Я просто ждала нужного знака, principe.
В этом Данте не был уверен, но оставил свои мысли при себе.
— Где мальчик?
— Он не должен знать. Что хорошего, если ребенок будет желать недостижимого?
— Человек сам определяет свою судьбу и может стать таким, каким хочет.
— Может быть, но мальчик никогда не узнает. Ты уже поклялся в этом, Leone[6] — для выразительности Маддалена употребила старое прозвище, вероятно, чтобы напомнить о его репутации.
Цыганка повернула голову и что-то тихо сказала на своем родном языке.
Некоторое время были слышны только потрескивание жаровни да тихая, далекая песня. Затем из темноты появился маленький мальчик. На вид ему было лет пять, как и сказал Аристо, и когда малыш встал рядом с Маддаленой, у Данте перехватило дыхание. Ему показалось, что перед ним пяти-шестилетний Джулиано де Медичи.
Страшное волнение охватило Данте. Мальчик был так же красив, как Джулиано, даже еще красивее.
— Родриго, пожелай доброго вечера il principe, — мягко сказала бабушка.
Мальчик смотрел на раскаленную жаровню, длинные ресницы отбрасывали тень на нежную кожу.
Затем он медленно поднял глаза на гостя. Даже в полумраке Данте заметил, что глаза у него голубые, как лазурит, такие же, как у Маддалены. Под копной непослушных волос черты лица несли ту ясную красоту детства, которая обещала еще больше расцвести в зрелом возрасте.
«Должно быть, его мать была потрясающая красавица», — подумал Данте. Неудивительно, что беззаботный весельчак Джулиано любил ее… одну ночь или дольше.
— Buona sera[7], principe, — робко пробормотал мальчик, чертя босой ногой узор на коврике. Но его глаза с любопытством смотрели на принца.
