Двор, вымощенный ярко-красной привозной плиткой, такой же, что покрывала остроконечную крышу дома, наполнял сладкий густой аромат тропиков. Тишину нарушало постукивание, доносившееся из открытого углового окна на втором этаже. Постукивание было неторопливое, и все же в нем почему-то угадывалось нетерпение. Время от времени шум прекращался, затем возникал снова и снова, наконец неожиданно оборвался, как ножом отрезало.
Юлайли Грейс Лару уселась в кресло и подперла подбородок крепким кулачком. Хмуро уставилась на напольные часы, отсчитывавшие бесконечно долгие минуты. Стрелки показывали четыре часа дня. Девушка поменяла кулачки. Это заняло еще две секунды. Она вздохнула – из ее груди вырвался нежный, едва слышный звук, одним словом, вздох, отточенный за многие годы до совершенства выпускницами дамской консерватории мадам Деверо, Бельведер, штат Южная Каролина. На вздох ушло целых четыре секунды. Она вновь посмотрела на часы, удивляясь, как три часа могут показаться тремя годами. Но ведь действительно прошли годы, напомнила она себе, долгих семнадцать лет с тех пор, как ее отец покинул Гикори-Хаус, родовое гнездо семейства Лару, чтобы занять свой пост где-то в Европе.
Ее мать была из рода Джона Калхуна[1]. Она умерла от родов, когда Юлайли было два года, поэтому отец оставил ее на попечении пяти старших братьев и нескольких верных слуг. Она до сих пор помнила, как спустя много дней после отъезда отца она спросила своего старшего брата Джеффри, где такое место – Андорра. Он взял ее за руку и повел вниз по витой лестнице из красного дерева. Они оказались у гигантских дубовых дверей комнаты, в которую Юлайли запрещали входить – один из многочисленных запретов ей как женщине. В то время она, пятилетняя малышка, додумалась до того, что называла отцовский кабинет «запрещенная комната».
В тот день, когда брат впервые открыл заветные двери, девочка заупрямилась и осталась на пороге, теребя голубые бархатные ленточки на своих светлых косичках. Тогда Джеффри уверил ее, что она может приходить сюда, если только с ней будет кто-нибудь из братьев. Юлайли до сих пор не забыла чувство благоговейного ужаса, с которым робко последовала за братом в ту огромную, темную, отделанную деревом комнату.
В кабинете было очень душно, и ее словно окатило жаркой волной, от которой заболел живот. Юлайли несколько раз глубоко вздохнула и не успела почти ничего рассмотреть, потому что брат сразу подвел ее к большому глобусу, стоявшему рядом с массивным письменным столом. Он крутанул глобус, от чего у нее закружилась голова, потом остановил его и ткнул в маленькое розовое пятнышко, сказав, что отец сейчас там.
