– Обязательно передам. И еще раз спасибо за вечер.
– Не стоит благодарности. Для тебя все, что угодно, – многозначительно подмигнул Майкл.
Шейла проводила Майкла взглядом и повернулась к Коннорсу. Она вошла в лифт, не спуская с него глаз. Рид казался скорее сердитым, чем безразличным, но она не могла понять почему. Шейла скинула туфли и помассировала ноги. Танцы – вещь хорошая, но она давно не ходила на высоких каблуках.
До сих пор Рид видел Шейлу только в летном комбинезоне. Сейчас ее шея и плечи были обнажены. Короткое блестящее платье облегало фигуру, открывая взору великолепные стройные ножки.
Лифт остановился. Рид помог Шейле выйти. Девушка взяла туфли в руку, нащупала в сумочке ключ, положила его в протянутую ладонь Рида и пошла за ним к своему номеру.
Рид велел Шейле остаться в коридоре. Он вошел в комнату, включил повсюду свет и все осмотрел. Проверив ванную и туалетную комнаты, он успокоился.
Шейла бросила сумочку и туфли и прислонилась к двери. Она очень устала, и ее раздражали все эти предосторожности.
– Вы думаете, кто-то мог забраться в мой номер, или у вас мания преследования?
Рид подошел так близко, что уловил сладкий мускусный запах духов, глаза под густыми ресницами сверкали, как два больших изумруда… Ее поза была расслабленной, шелковистые волосы раскинулись на нежных обнаженных плечах.
От такого чувственного зрелища и аромата Рида охватило дикое желание. Ему пришлось призвать на помощь все силы, чтобы не сжать ее влекущее тело в объятиях.
– Я всегда осторожен, – произнес он, и голос прозвучал слишком низко и хрипло.
– Спасибо за заботу обо мне, – вежливо ответила Шейла.
Губы Рида изогнулись в иронической улыбке.
– Всегда к вашим услугам.
Он вышел из номера, велев запереть дверь на цепочку. Шейла проворчала что-то насчет командиров из федеральных агентов, но проверила, заперта ли дверь. Минуту спустя она легла в постель и заснула, едва голова коснулась подушки.
Шейла подняла «саратогу» в воздух в десять утра и взяла курс на Лексингтон. С тех пор как они покинули отель, Рид произнес всего несколько слов. Он не грубил, но его неприступность отвергала любую попытку заговорить. Он снова был закован в броню холодной невозмутимости.
Шейла надеялась, что переборет в себе интерес к Риду и чувство исчезнет само собой. А он как назло не давал ни единого повода для разочарования.
Ведя самолет в чистом, залитом солнцем небе, Шейла представляла, как он пьет пиво, а потом издает неприличные звуки. Ее воображение рисовало Рида плюющимся, жующим табак. А может, он неряха, и бросает мусор на пол, и неделями не моет посуду, которая грудой валяется на кухне. Он, наверное, не любит детей и животных, думала Шейла. Он никогда не был бойскаутом и не переводил старушек через улицу. Даже музыку ненавидит. Все время полета она рисовала себе самые неприглядные картины, главным героем которых был Рид. Глупо, конечно, но это помогало скоротать время. На лице Шейлы временами проскальзывала злорадная усмешка.
