— Очень рад был быть вам полезным!
И вернулся на российскую сторону.
Нина растерянно оглянулась. И подумала: а может быть, он и не звонил никуда? Не говорил с Петроградом? И сам, на свой страх и риск, решил выпустить их? Ну, коли так, то благослови его Господь!
Пока она размышляла, Гавриил, лежа в полусознании в жалкой тележке (его ноги волочились по земле, его длинное тело почти завязалось в какой-то унизительный узел), вспоминал то, что рассказывал ему, когда он был еще мальчиком, отец: младенца императорского дома после крещения в купели облачали в серебряное одеяние с кружевами и голубыми лентами, в серебряный чепчик. Его укладывали на кружевную подушку, которую нес сам государь. Певчие сначала пели вполголоса, чтобы не напугать ребенка, а потом, вслед за молебном после крестин, затягивали «Тебя, Бога, славим!» уже в полный голос…
Судьба играет человеком! Воистину…
Он поднес к губам руку жены — Нина шла тут же, поддерживая его голову, — и поцеловал ее. Он прекрасно понимал, чем обязан именно своей жене…
Спасшись сами, Гавриил и Нина не смогли спасти почти ничего из своего имущества. И когда они прибыли в Париж — в эту Мекку русской эмиграции! — им пришлось очень трудно. Нина сначала намеревалась открыть балетную студию, как это сделали многие балерины (в том числе и Кшесинская, которая тоже жила во Франции), однако потом сочла, что более выгодное дело — открытие модного дома.
Вдохновляющих примеров было множество. Великая княжна Мария Павловна — и ее «Китмир», леди Элджертон, урожденная княжна Лобанова-Ростовская, — и ее «Поль Каре», княгини Трубецкая, Анненкова, Оболенская — и их «Тао», баронесса Елизавета Бартольдовна Гойнинген-Гюис и ее «Итеб», муж и жена Юсуповы, Феликс и Ирина, и их «Ирфе»… И так далее. Отчего не попытать счастья и Антонине Нестеровской, княгине Романовской-Стрельницкой (теперь она носила такой титул).
И вот на рю Виталь, 38-бис, открылся модный дом «Бери», о котором пресса писала: «Вы найдете там роскошные туалеты. Отмеченные печатью самого рафинированного парижского вкуса, по самым низким ценам».
Бог ты мой, одеваться в модном доме у родственников русского императора! Американские миллионерши, наводнившие Париж, да и местные светские дамы считали это для себя за честь.
Правда, добродушная Нина не умела заставить портних (почти все они были русские, Нина еще пыталась другим помогать) работать не разгибая спины. Исполнение заказов задерживалось. И тогда Гавриил Константинович, «намотав нервы на кулак», как он выражался, выходил занимать рассерженных заказчиц разговорами. Особенно он любил показывать им фотографии. Его рассказы об обычаях русского императорского дома зачаровывали их, словно звуки флейты какого-нибудь змеечарователя! Клиентки готовы были ждать сколько угодно, только бы слушать и слушать элегантного велеречивого князя и знать, что скоро получат свое обворожительное платье или костюм, а потом с гордостью будут рассказывать приятельницам, что их одевает сама княгиня Романовская-Стрельницкая!
