Сантехник без имени сидел у себя дома и шумно возился, чтобы привлечь внимание. Ему было ужасно и невыносимо. Неосознанно желалось коньяку. На полу лежали веревка, мыло и крюк от люстры. Сообщество родственных предметов навевали мысли о минус-солипсизме, и сантехник их думал. Еще можно было поговорить с какой-нибудь интеллигентной женщиной, но такую он знал лишь одну. Она жила этажом выше и каждый раз при встрече презрительно харкала ему под ноги. Следовало признать, что жизнь не удалась.
Балансируя на грани вечных мытарств, сантехник глянул в раскрытое окно и остолбенел. На подоконнике, свесив ножки, сидела маленькая хня и нагло лыбилась прямо ему в глаза.
- Сколько время? - спросила хня, почесывая промежность.
- Такая маленькая, а такая бесстыжая, - укорил сантехник хню.
- Ты не базарь, а вешайся побыстрее, - сказала хня, перестав улабаться.
- Да-да, я сейчас.., - молвил сантехник, покорно передвигая по полу родственные предметы. Ему оставалось сделать всего пять движений, когда в дверном замке послышался скрежет.
- Кто? - спросил он на лету с надеждой в голосе.
- Конь в пальто, - ответили с лестницы и сердце сантехника счастливо оборвалось.
- Моя хня к вам не залетала? - спросила верхняя Елена Игоревна.
- Так эта ваша? - извинился сантехник, - а я её за свою принял.
- Моя, - кивнула Елена Игоревна и от неё вкусно потянуло коньяком, - отдайте мне её, она мне нужна.
- Конечно-конечно, - сказал сантехник, нюхая Елену Игоревну.
Они зашли в комнату и огляделись в поисках маленькой хни. Той нигде не было.
- Давно хотел вас спросить, - сказал сантехник, - верно ли поступал Давид Юм, полагавший, что все знания приходят к человеку исключительно эмпирическим путём?
- Заткнись, паскуда, - зарделась Елена Игоревна и прижала лицо к сантехникову плечу.
Прошло сколько-нибудь времени. Отзанимался своим рассвет. Наступил на горло чьей-то песне новый июньский день. Соседские дети, поделив асфальт на кривые квадраты, играли в непристойные игры. За ними со второго этажа наблюдал добрый грузин. Весь утыканный шампурами, он танцевал на своём балконе лезгинку, честными порциями нанизываясь на стальные сабельки. Елена Игоревна и Сантехник, улыбаясь друг другу, свертывали из бумаги мессершмитты, рисовали на них свастики и отпускали в полёт. Самолётиков становилось всё больше и больше, скоро они заслонили собой всё небо, детей на асфальте и доброго грузина.
Стало темно.
Так началась Вторая мировая война.
