Девушка вошла в незнакомое помещение, как кошка, и Тероян не стал ей мешать рассматривать комнаты и предметы в них. Раз ее заинтересовала хрустальная ваза — что ж, хорошо, если она всматривается в акварели на стенах — отлично. Сам он ушел на кухню и поставил на огонь чайник. Следя за закипающей водой, он подумал: «Является ли девушка тем чрезвычайным обстоятельством, из-за которого следует отменить сегодняшний преферанс?» И ответил себе: — «Нет, разумеется». Хотя Тероян уже сильно сомневался правильно ли он поступил?
Поставив на поднос чашки, сахарницу, лимон, Тероян вернулся в комнату. Девушка спала в его кресле, уместившись в нем целиком, свернувшись в клубочек. От ее трогательной беззащитности как-то защемило сердце, и Тероян вновь вспомнил ту, встретившуюся ему на проселочной дороге незнакомку, жену, облеченную в солнце. Он осторожно поставил поднос на столик. Несколько минут всматривался в лицо девушки, полускрытое рассыпавшимися светлыми волосами. Потом нагнулся, поднял брошенные на пол туфли и вынес их в коридор. Самое полезное и нужное для нее сейчас — это сон. Пусть погружается в него все глубже и глубже.
Тероян включил в ванной воду, разделся. Лежа в мыльной пене, блаженствуя, он подумал о том, что случилось бы с ним, потеряй он память, кто позаботится о нем? Закрыв глаза, он задремал, отогнав навязчивые мысли. Сказывалась усталость после бессонной ночи. Он почти позабыл о девушке, которую привез с собой, как вдруг пронзительный, леденящий сердце крик ворвался в его сознание.
Целая волна воды выплеснулась на кафельный пол. Пока он поспешно, едва не поскользнувшись, набрасывал махровый халат, ужасный крик, который не мог принадлежать ни женщине, ни мужчине, — прервался. Кляня себя за неосторожность, за то, что оставил ее одну, Тероян распахнул дверь и побежал в комнату — он даже не представлял, что там произошло. А в комнате, забившись в угол и зажав себе рот руками, с почерневшими от страха глазами билась в конвульсиях девушка. На полу валялась принесенная им молодежная газета с фотографией мальчика.
— О, Боже! — выдохнул Тероян, отшвырнув газету ногой. Присев к девушке, оторвав ее ладони, он попытался как-то проникнуть в ее взгляд, сделать так, чтобы она увидела его, узнала, вспомнила. Он шептал какие-то слова, возможно, самые простые и глупые и успокаивал ее. Потом, когда дрожь прекратилась, — сбегал на кухню, опрокинув по дороге столик с подносом и чашками, схватил свою аптечку и вернулся назад. Почти насильно он заставил ее проглотить несколько таблеток элениума, заталкивая их в пляшущие губы. Еще через некоторое время сделал укол, введя реланиум в руку. Обняв девушку за плечи, он держал ее так до тех пор, пока она не уснула. Тогда Тероян поднял ее на руки и перенес легкое тело на диван. Он раздел ее, сняв голубое платье, накрыл одеялом, удобней поправил подушку. И вновь выругал себя за то, что не воспользовался медикаментами сразу — ведь можно же было предположить, что спасительный сон не придет сам собой? А даже если он наступит, то, может быть, именно там, во сне, она опять увидит причину своего потрясения? Он сидел в кресле, смотрел на успокоившееся лицо девушки, не решаясь больше покинуть ее, и раздумывал. Что же все-таки так напугало ее?
