Далтон быстро взглянул на нее.
– За что? Это я… должен благодарить тебя за то, что позволила мне… ты понимаешь.
– Нет, – возразила Фэйф. Внутри ее поднялось что-то радостное и теплое, что невозможно передать словами. – Спасибо тебе за то, что разделил со мной мое ожидание. Я не думала, что захочу этого. Но теперь знаю, что мне это было необходимо. Спасибо.
В Далтоне вдруг заговорила злость на Фэйф за ребенка. Он поспешно убрал ладонь с живота, боясь, что ребенку передастся его ненависть.
– Ты не должна была делить нечто особенное и глубоко личное с чужим человеком. Это отец ребенка должен был быть на моем месте и радоваться с тобой. Если бы я добрался до этого ничтожества…
– Он не ничтожество, Далтон.
– Как ты можешь так говорить? Он использовал тебя.
– Возможно. Скорее всего ты прав. – Фэйф отвернулась, сдерживая подступившие к горлу рыдания. Ну зачем Далтон все испортил? Без его нежных рук, обнимающих ее, она чувствовала себя одинокой.
Эта мысль ожесточила ее и высушила готовые пролиться слезы. Ей не нужны ни объятья Далтона, ни его наставления.
– Да, он использовал тебя, – настаивал Далтон. – Неужели ты еще сомневаешься в этом?
– Он использовал меня не больше, чем я его, но тебе не стоит беспокоиться на мой счет. Прошлой ночью я сказала, что не имею на тебя никаких видов, и могу повторить эти слова сейчас.
– Дьявол, Фэйф, я никогда не считал по-другому.
Она невесело засмеялась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Разумеется, нет. Ни один мужчина не ожидает подобного от женщины, похожей на бегемота.
Он усмехнулся.
– Возможно, он не ожидает этого, но если он нормальный парень, ему наверняка доставит удовольствие, если его попытается соблазнить такая женщина, как ты.
– Прекрати, Макшейн, – нарочито беспечно сказала Фэйф, скрывая боль, причиненную его словами. – Только не говори мне, что приходишь в восторг при виде толстух, ходящих вперевалку.
– Зачем ты это делаешь?
– Делаю что?
– Зачем так принижаешь себя? Бог наделил тебя исключительным обаянием, и беременность только подчеркивает его.
– Да, конечно, – горько отозвалась она. – И поэтому ты так борешься с собой, чтобы ненароком не прикоснуться ко мне.
– Я только что прикасался к тебе, – возразил Далтон, не желая соглашаться со справедливостью ее слов.
– Потому что я попросила тебя об этом, как о милостыне.
Далтон развел руками.
– Сдаюсь. Наверное, я схожу с ума, пытаясь… Неважно. Ты страшна как смертный грех, и ни один мужчина в здравом уме не обратит на тебя внимания. Так лучше?
