Он слизнул капельки пота, проступившие на верхней губе.
Фотограф из «Америкэн Информер» жаловался, что все женщины пришли на прием в мехах и шалях и не получится ни одного достойного снимка.
– Когда выйдет Эмералд, ты увидишь, в каком она роскошном платье, – охотно вступил в разговор Кэлвин, возбуждаясь от одной только мысли об Эмералд.
– Черт, ее здесь нет, она в Южной Америке или где-то еще, – ответил парень из «Информера».
– Ее здесь нет? – с трудом сдерживая волнение, выпалил Кэлвин.
Его информация обычно не подводила.
– Нет, – ответил фотограф. – Ее картина не уложилась в график.
Она должна вернуться только на следующей неделе.
Кэлвин чувствовал себя опустошенным. Он уже два месяца не видел Эмералд. Это верно, она еще недавно была в Южной Америке, снималась в дешевом боевике с каким-то неизвестным испанским актером. Разочарование было так велико, что Кэлвин не сдержался, размахнувшись в воздухе кулаком. Стоявший рядом газетчик удивленно смотрел, как Кэлвин бросился к машине, не обращая внимания на болтавшуюся на животе огромную сумку от кинокамеры.
Эмералд не будет! Проклятье, проклятье, проклятье…
Его лишили счастья полюбоваться ее красотой, ощутить ее колдовскую сексуальность. Она неповторима, его Эмералд. Эмералд, с изумрудными глазами, в платье цвета морской волны. Эмералд, в золотых кудрях и с трепетно дрожащей верхней губкой. Эмералд, пережившая пылкие любовные романы с Джеймсом Дином, Джоном Гарфилдом и Гари Купером, не считая многих других. Близкая подруга Монро, Гарланд и Клифта. Выжившая после валиума и водки, аспирина и анисовой настойки, не раз бросавшая вызов любви и смерти. Воскресшая после двух автокатастроф, одна из которых унесла ее мужа, а другая – возлюбленного, шести замужеств, двух абортов, девяти преждевременных родов. Эмералд, снявшаяся в пятидесяти семи посредственных фильмах, трижды представленная к наградам Академии киноискусства, имевшая более сотни любовников, среди которых были не только мужчины и не только белые, выстоявшая после многочисленных кампаний, пытавшихся опорочить ее имя, одна из которых пришлась на эпоху «маккартизма», когда она еще была подростком и совсем не интересовалась коммунистическими заговорами…
«Звезда среди звезд» – Боже, как он любил ее, хотел ее, как она была ему нужна! Сев за руль своего зеленого «шевроле» – зеленого в честь Эмералд,[4] Кэлвин почувствовал знакомый прилив тепла в паху. Лицо Эмералд смотрело на него с бесчисленных фотографий, развешанных повсюду в его комнате. Он должен спешить домой, к ней.
