За несколько дней, пока корабль плыл к Турции, Звенигора стал приходить в себя, спина покрылась шершавыми струпьями и начала зудеть. Это был верный признак того, что раны заживают.
Подплыли к маленькому турецкому городку, и невольников вывели на палубу.
С моря дул холодный ветер, швырял в лица людей колючую изморось и солёную морскую пену. Почему-то долго не спускали трап.
С кормы долетали возбуждённые голоса капудан-аги[25] и владельца рабов Гамида. Сначала Звенигора не обращал внимания на их разговор, но потом стал прислушиваться.
— Не нужен мне невольник! — раздражённо кричал капудан-ага. — Мы договаривались, Гамид-ага, что ты заплатишь мне деньгами!
Гамид настаивал на своём:
— Не рассчитал я, капудан-ага. Потратился в Кафе. Дорога мне ещё далёкая — деньги нужны. Ты ничего не теряешь. Вот часть платы деньгами, вместо остальной выбирай себе какого хочешь раба. Продашь — получишь деньги. Ещё с барышом будешь…
— Не нужен мне барыш! Раб сдохнет или убежит, и я останусь в дураках. Заплати мне моё — и освобождай корабль! Если б знал я, ага, что ты такая дрянь, то не связывался бы с тобой!
— Привяжи свой язык, капудан-ага, а не то потеряешь! — повысил голос Гамид. — Так вот: бери раба! Не хочешь — ничего не дам!
— Это на тебя похоже! Давай! Шайтан не брат — с ним подобру не договоришься! Только сам выберу…
— Я давно тебе об этом твержу, а ты, как ишак, упёрся!
После обмена этими любезностями капудан-ага и Гамид сошли с кормового мостика. Остановились возле невольников.
— Этого, — ткнул капудан-ага пальцем в грудь Романа. — И убирайся ко всем чертям с моего корабля!
Телохранители Осман и Кемаль поволокли Романа снова в трюм.
— Прощай, Арсен! — крикнул дончак. — Не поминай лихом! Удастся вернуться домой — передай в станицу Бобровскую.
За ним с лязгом захлопнулась ляда
