Мелкие волны были ребристыми и холодными.
Дина с трудом выбралась на некрутой крепкий бережок, легла на траву. И сейчас же лес опутал ее мягкой паутиной, которая висела зачем-то на ветвях деревьев.
Маринка подбежала к ней, затеребила ее, закричала над самым ухом, отнимая Динины руки от лица:
- Чижикова! Чижикова! Чижикова!
Дина поднялась, но земля плавно качнулась под ее ногами и толкнула к соседнему дереву. Царапаясь щекой о жесткую кору, Дина снова опустилась на землю.
- А потом? - с трудом спросила она Маринку. - Что было потом?
- Что - потом? Где - потом?
- Там, на болоте... К ним бросилась она. Саша... А потом?
- Потом? А потом их вытащили! Всех троих!
- Троих?
- Троих! Сашу и тех двух сосунков, за которыми она полезла. Их только и удалось двух спасти... Ведь говорила же тебе тогда: слушай, не спи! Их наш папа вытаскивал. Сначала Сашу с мальчишкой, а потом уже девчонку из других рук взял. Так бы и потонула вместе с матерью, если б не папа! Да и Саша бы потонула, если б не он... А потом, когда наши пришли, она забрала обоих сосунков и уехала. Ей говорят: останься, в детдом их определим, а она заместо матери с ними поехала! И куда, не сказала. И фамилию даже ее не запомнили, она нездешняя была, ее войной в Лесное занесло. Знали только, что фамилия у нее хорошая была, веселая... И сама она была веселой...
- С солнечными зайчиками!
- С какими зайчиками? Чижикова, ты что?
Лес не отступал, и мягкая зеленая паутина была густой и тяжелой.
- Иди, - прошептала Дина, - иди. А я полежу здесь.
- Что ты! Что ты! Вставай!
Маринка обхватила Дину за плечи, попыталась приподнять. Дина оттолкнула ее от себя. Маринка снова стала поднимать ее. Дина снова оттолкнула.
- Э-эй! - крикнула Маринка, голос ее дрожал. - Эй! Помогите!
Лес не ответил.
Тогда Маринка, всхлипнув, сдернула с ветвей еще не просохший Динин плащ, набросила его на Дину и бросилась прямо через лес, через колючие кусты и острые ветки елок - к дороге, не переставая кричать:
- Э-эй! Помогите!
Ее крик заставил Дину очнуться. Она привстала, дрожащими руками накинула на плечи плащ. Он был мокрый, и платье мокрое.
Маринкин голос звенел где-то за деревьями, удаляясь все дальше и дальше. И наконец умолк совсем.
В лесу стало тихо. Деревья стояли неподвижными великанами и не шумели листвой... Может быть, им так полагалось - молчать на рассвете, а может быть, они молчали потому, что приглядывались к ней. К девочке, вернувшейся к ним из легенды...
