— Вот-вот, я и решил, что вам как писателю будет интересно, — невинно произнес Оскар, заметив с удовольствием, что Женевьев скорчилась от ужаса, напряглась и смотрит в стол.
Официант принес аперитивы. Стиву — бурбон, Женевьев — текилу, Оскару — белое вино. Оскар отпил большой глоток холодного вина и начал:
— Не мне вам объяснять, мистер Барон, что такое садизм и садисты, но я профессиональный садист, в отличие от некоторого количества аматеров — практикующих садизм клерков, или отставных полицейских, или священников, или домашних хозяек, расплодившихся в этой стране за последние годы… Я — профессионал, я получаю за свои садистические действия деньги. Мои жертвы платят мне за то, что я их садистически обрабатываю — бью, пинаю, писаю на них, привязываю, хлещу… и так далее, — тоном уверенного в себе элегантного ученого, объясняющего действие новой сверхэлектронной машины или новой теории поведения молекул, довольный, сообщил Оскар.
— И вам достаточно платят ваши жертвы, чтобы вы могли на эти деньги существовать? — спросил Стив Барон с живейшим интересом, какой только могло выразить его апатичное лицо.
— Да, — подтвердил Оскар. — Одна из жертв оплачивает мою квартиру в Гринвич-Вилледж, которая, правда, становится мне все более тесна. — Оскар при этом нагло посмотрел на скрюченную все в той же позе Женевьев. — У меня появилось множество новой современной аппаратуры, орудий пыток, в этой области, вы знаете, мистер Барон, сейчас взрыв активности…
— Зовите меня просто Стив, — сказал мистер Барон Оскару. Он глядел на Оскара во все глаза, и неожиданное активное выражение даже омолодило его лицо.
— Другие мои жертвы платят мне разнообразными способами — кто зелененькими банкнотами, кто чеками, но в основном мои девочки предпочитают банкноты. — Оскар тонко и ехидно улыбнулся. — Некоторые из них очень известны в этом городе, посему они привыкли ограждать себя от возможных случайностей. Вдруг поляк сойдет с ума и отправится в один прекрасный день в редакцию, ну, скажем, газеты «Нью-Йорк пост», и расскажет журналистам несколько захватывающих историй…
— Оскар, твой авокадо-салат, — жалобно промычала Женевьев.
У себя за спиной Оскар обнаружил терпеливо ждущих, пока он закончит сообщение, двух официантов. Оскар позволил поставить салат перед собой, убрав руки со стола и с удовольствием вспомнив, какие у него красивой формы пальцы и лунки ногтей, скользнул с пренебрежением по рукам мистера Барона — бесформенным и мясистым.
