Хороший, плохой, неживой | страница 138
– Ник?
Его остановил мой встревоженный тон, и он подался назад по истертой обивке. Я убрала руку, уставилась в собственные колени.
– Ник, я хотела бы заранее за маму извиниться – до того, как ты ее увидишь, – произнесла я одним духом.
Он улыбнулся, длинное лицо смягчилось. Он потянулся ко мне и чмокнул в щеку.
– Мамы – это ужас.
Он вылез, и я с нетерпением ждала, пока он обойдет машину и откроет мне дверцу.
– Ник, я серьезно. Она малость тронутая. Смерть папы ее действительно подкосила. Она не психопатка там или что, но не думает, что говорит. Что на уме, то и на языке.
Напряженное лицо его разгладилось:
– Так поэтому только я еще с ней не знаком? Я думал, дело во мне.
– В тебе? – спросила я, не понимая, и тут же внутренне вздрогнула. – Ах, это! Человек и ведьма, – сказала я тихо, чтобы ему не пришлось этого говорить. – Нет.
На самом деле я об этом просто забыла. Вдруг занервничав, я поправила волосы и потянулась рукой за отсутствующей сумкой. У меня замерзли ноги, и шлепанцы шлепали по ступеням неуклюже и громко. Дженкс кружил возле фонаря на крыльце огромной ночной бабочкой. Я позвонила в дверь и встала рядом с Ником. Господи, пусть сегодня будет у нее хороший день.
– Хорошо, что не во мне дело, – сказал Ник.
– Ага, – согласился Дженкс, приземляясь мне на плечо. – Твоя мама обязательно должна с ним познакомиться. Увидеть, кто же дочку трахает и вообще.
– Дженкс! – выкрикнула я – и тут же собралась и сделала лицо, потому что дверь открылась.
– Рэйчел! – воскликнула мама, бросаясь вперед и сгребая меня в охапку. Я закрыла глаза и обняла ее в ответ. Она была ниже меня, и ощущение было странное. Запах лака для волос хлынул в горло, к нему примешивался едва уловимый аромат красного дерева. Мне совестно было, что я не сказала ей всей правды насчет моего ухода из ОВ и смертельных опасностей, которые я пережила. Но не хотелось ее волновать.
– Привет, мам, – сказала я, отодвигаясь. – Это Ник Спарагмос, а Дженкса ты помнишь?
– Конечно, помню. И рада снова тебя видеть, Дженкс.
Она отступила внутрь, пробежав рукой по выцветшим рыжим волосам и вязаному платью средней длины. Тревога, комом свернувшаяся у меня в груди, отпустила. Она хорошо выглядела, лучше, чем в прошлый раз. Снова в глазах ее был лукавый блеск, и двигалась она быстро, когда вела нас внутрь.
– Давайте, давайте, – сказала она, маленькой ручкой подталкивая Ника в плечо. – А то крылатой шушеры налетит.
Свет в коридоре горел, но не слишком освещал его зеленую темноту. Вдоль узкого коридора висели картины, и меня чуть прижало клаустрофобией, когда мама еще раз крепко меня обняла и отодвинулась, сияя.