— «Зубровку»? Или «Рябиновку»?
— Лучше «Мартель», если нет «Наполеона», — насмешливо ответил Сашко.
— Значит, «Рябиновку». Я думаю, что от коньяков ты тоже воздержишься. И особенно от французских.
Поставив рядом с рюмками довольно вместительный графин, он пошел к жене попросить чаю и бутербродов. Когда он вернулся, Сашко все еще полировал стекла пенсне. И Вилис не выдержал.
— Ты пришел пристыдить меня? — резко спросил он.
— А может, мне больше некуда пойти. У меня же по приговору суда все отняли. Квартиру, мебель, машину, сберкнижку. Долго ли может согревать человека единственное пальто на вате? — в голосе Сашко звучала горечь. — Может, ты все-таки нальешь?
Вилис наполнил рюмки. У него слегка — совсем чуть-чуть — дрожали руки.
— Прозит!
— Прозит!
«Рябиновка» была ароматная и почти совсем не обжигала.
— Почему ты не предлагаешь мне кров?
— Потому что ты пришел совсем по другой причине.
Сашко принужденно засмеялся:
— От тебя ничего нельзя скрыть!
— Можно. И скрывают. Не для того ли ты пришел, чтобы апеллировать к моей совести? В таком случае ты напрасно спешил. Угрызения совести меня мучить не будут. Я не чувствую себя виноватым. Я почти не чувствую себя виноватым.
— Да, так будет точнее.
— Но ты ошибаешься, если думаешь, что знаешь, почему.
Сашко насторожился.
— Я испугался, — продолжал Вилис. — Мне не нужно было отказываться от следствия по твоему делу. Но я отказался. Я испугался, что после моего расследования тебе вынесут смертный приговор. Только потому я и отказался, и ты от этого выиграл. Тот, кто вел следствие потом, работал быстро, но довольно поверхностно, и мне кажется, тебе не раз удалось обвести его вокруг пальца.
— Гм, — многозначительно хмыкнул Сашко, — Налей еще по одной.
— Пожалуйста? — Прозит!
— Прозит!
— Значит выходит, что ты спас мне жизнь! — Ромуальд Сашко упрямо сохранял иронический тон. — Наконец-то мы в расчете! Знаешь, когда я вытягивал тебя из окружения, и вдруг выяснилось, что сквозь колючую проволоку пропущен электрический ток, тогда мне тоже хотелось отказаться. Во-первых, потому, что ты был тяжелый, во-вторых, потому, что ты был без сознания, в-третьих, потому, что я один почти наверняка добрался бы до своих. А еще мне надо было разорвать свою рубашку, чтобы залатать твои многочисленные дырки. Знаешь, если бы я не умел плавать и оказался вдруг на середине Даугавы в дырявой лодке без весел, то и тогда мне, наверно, не было бы так страшно.
Вилис нервно размял сигарету и закурил. Потом он опомнился и предложил гостю, но тот отказался — стандартно, как все некурящие:
