Нашлись, впрочем, и скептики:
-- Ну так как же проверить такой слух? Принимать просто на веру? Это, знаете ли...
-- А его не так давно проверяли, -- возражал кто-то, -- именно проверяли тонкость его музыкального слуха. У него же бредовая теория есть, что в мире, то есть в октаве, -- 1700 с чем-то звуков, и он их дифференцирует, вот в чем интерес!
-- Так это же опять с его слов, это же не доказано!
-- Частично -- доказано! -- отвечали иные, -- приборами измерения частоты звуков; их, как бы сказать, расщепленности. Показания соответствовали его утверждениям -- докуда эти приборы могли давать показания. И все совпадало. А дальше приборы перестали показывать, а он продолжал утверждать, и с такой вдохновенной точностью, которую нельзя сыграть. Да и зачем играть? В этом же ему нет ни малейшего смысла! Вы понимаете, он естественен, как естественно животное, как естественен в своей неестественности любой феномен! И думается, не столько здесь стоит вопрос о том, чтобы ЕМУ учиться, как о том, чтобы ОТ НЕГО научиться чему-то, заглянуть, так сказать, за его плечо в то, что он видит (слышит то есть). Ведь это же чрезвычайно интересно с научной точки зрения...
Так вспыхивали споры везде, где бывал Котик или где слышали его колокольную игру, дивясь ей, не имея возможности сравнить ее -- ни с чем.
А Котик смеялся. Не зло, добро. Его все эти рассуждения о нем забавляли. Чему будут учить его? О чем говорить? О звуках, которые для них не существуют, в существовании которых они сомневаются?
-- Ммне, -- говорил он, -- надо пе-перестаать слышать, и ттогда я бы мог стать их уччеником, поттому что они очень много уччились, а я -- только в моем ддетстве, когда мне надо было выучить ноты, и все эти нотные линейки, и белые кружочки, и черные, и эти паузы и ключи, скрипичный и басовый. Чтобы записать ммои детские сочинения! Но для колокколов все это не имеет значения, эти знаки ниччему не помогают, и это все неверно, потому что я на этих линейках могу нарисовать только один диез и один бемоль, а бемолей 121 и диезов ттоже 121...
-- Да, это наша трагедия, что тут присутствует недогоняемость, -сказала я кому-то о Котике, -- а вовсе не его трагедия, раз он слышит больше, чем мы!
-- Нет, в этом тоже есть трагедия, -- отвечали мне, -- слышанье немыслимых обертонов есть катастрофа. И привести это звуковое цунами в состояние гармонии вряд ли возможно... Может быть, наука будущего...
-- Нет, он действительно мог бы создать неслыханные звучания, если бы научился управлять ими по всем законам гармонии! -- настаивал другой.
